— Ну как? — прищурившись, сочувственно похлопываю ее по плечу.

Если бы не беспечное отношение Ханы, то я не стал бы с этим спешить, но моей первой, и надеюсь последней, ученице нужно дать понять, что все происходящее вокруг — это не игра. Она уже чуть не умерла из-за своей беспечности, и я совсем не хочу повторения этого, в следующий раз меня уже может не оказаться рядом

— Как будто… как будто в меня влили жидкий азот, — она дрожала мелкой дрожью. — И теперь он там, внутри…

Я кивнул, прекрасно понимая ее ощущения. Захотелось курить, но я все же сдержался, моей ученице явно не нравится запах сигарет. Покурить можно и позже…

— Поздравляю. Ты только что стала мусорным ведром для чужой зависти, — вновь хлопаю ее по плечу.

Хана скривилась.

— Это… навсегда? — с потерянным голосом ухватившись за голову.

— Нет. Твоя аура переварит его за пару часов. Но первый раз всегда самый паршивый, — «успокаиваю» свою ученицу.

Она глубоко вдохнула, потирая руку. Я видел, как по её коже пробегают мурашки, аура реагировала на вторжение. Хотелось бы мне сказать, что в первый раз сложнее всего, но так будет постоянно, пока ты не привыкнешь, так что я ей соврал, но мне не привыкать.

— Значит… теперь я должна ходить и прикасаться к людям? — Хана посмотрела на свою ладонь.

Я усмехнулся:

— Только если хочешь, чтобы тебя приняли за маньяка. Нет, для начала научись определять силу проклятия. Этот был слабый — максимум головная боль. Но бывают и такие, что могут убить с одного прикосновения.

Её лицо вытянулось.

— Ты мог бы начать с этого предупреждения! — уставившись на меня.

— А что, ты бы отказалась? — с ухмылкой приподнимаю бровь.

Хана открыла рот, чтобы возразить, но тут её лицо вдруг исказилось от боли. Она схватилась за лоб.

— Ай-ай-ай, — простонала она. — Кажется, твой «легкий сглаз» не согласен, что он лёгкий… — поморщилась она от сдавившей ее виски боли.

Я вздохнул, доставая сигарету, все же решив закурить.

— Добро пожаловать в мой мир, — совсем не радостно вздыхаю.

Она поморщилась со страданием на лице, а я краем глаза наблюдал, как мужчина в костюме уходит, растерянно потирая шею. Он даже не понял, что произошло. Обычный день. Обычные люди. Вот только необычные обстоятельства…

Сигаретный дым попал мне в легкие, принося временное спокойствие. А ведь сегодня вечером у меня еще первая смена в больнице. Интересно, меня хоть пустят на порог? И будет ли милашка Айко сегодня дежурить в ночь? Я не обольщался, едва ли подобная красотка клюнет на бродягу, но мило пообщаться мы вполне можем.

На краю сознания мелькнула мысль, что Айко слишком настойчиво за мной шла вчера, словно искала именно меня и наша встреча была отнюдь не случайна, но даже так я не стал отказываться. Посмотрим, что готовит мне грядущая ночь. Работа мне действительно нужна, пускай и с какой-то подковыркой.

— Кацурааагиии, — раздался полный боли голос Ханы. — Это точно было слабое проклятие? — массируя виски.

Улыбнувшись, я ничего не ответил. Возможно, оно было все же немного сильней, чем я сказал Хане, но порча ей точно не навредит, зато она запомнит это чувство и не будет рисковать понапрасну, по крайней мере я на это надеюсь…

Глава четвертая. Ночной смотритель.

Человек без образования, словно корабль без паруса. Именно так любил повторять мой школьный учитель. Когда я вспоминаю те годы, на губах сама собой появляется горькая усмешка: каким же наивным я тогда был! Мечтал о карьере в крупной компании, об уважении родителей и друзей… Чтобы всё это рухнуло в одно мгновение. И винить я могу лишь собственные глаза, что видят проклятия, и тело, требующее духовной энергии, словно печь, которую невозможно насытить дровами.

Теперь меня клеймят шарлатаном, и даже подработку приходится выискивать с трудом. В этом есть горькая ирония. Наверное, выжившие жители Помпей поняли бы меня лучше других: три года назад под моим окном будто взорвался Везувий, но пепел его засыпал лишь меня одного. За всё время моего шаманского бытия Хана стала первым, и пока единственным, человеком, который тоже видит проклятия. Хотя ее случай особый: эту способность она обрела, а не сама пробудила.

Думаю, школа всплыла в памяти из-за Ханиных расспросов о прошлом, которое я так старательно пытался похоронить. Не потому, что там таилась трагедия: я был самым обычным подростком. Просто та жизнь отрезана от меня, будто её и не существовало. Причем отрезана даже не врагами, а собственной семьей, ведь я стал пятном на их безупречной репутации. Для них оказалось проще стереть меня из своей памяти, чем помочь.

Фонарик выхватывал из темноты облупившуюся краску на стенах. Я стоял у входа в закрытое крыло больницы, медленно докуривая сигарету перед сменой и размышляя о всякой чепухе. От работы ночным сторожем я не отказался. Смущало лишь, что сторожить придётся заброшенную часть корпуса. Её так и не достроили после начала реконструкции, бросив на полпути из-за урезанного финансирования.

По плану капитальный ремонт здесь должны были завершить еще года два назад, но свидетельствами «стройки» остались лишь пожелтевшие пластиковые шторы, перегораживающие коридоры, и мешки с цементом, опутанные паутиной так густо, будто их оставили здесь в прошлом веке. Воздух пропитала затхлая смесь старой плесени и химического запаха, то ли остатки лекарств, то ли признаки дезинфекции.