Финал настиг резко. Шторм. Вёдра унесло волнами, урожай пожирала соленая пена. Муж и жена застыли под ливнем, а потом громко захохотали, будто сорвался предохранитель в душе. Я закрыл книгу, когда за окном зажглись фонари. Послевкусие оказалось не горьким, а… пустым. Как если бы десятилетия борьбы растворились в одном приливе.

Поставил томик на полку, вспомнив слова Айки о библиотеке. Может, там найдется хоть намек, что пустота «голых островов» совсем не приговор. Мне хотелось в это верить…

***

За чтением книги время пролетело незаметно. В этот раз Хана, вопреки привычке, заявилась ко мне не сразу после школы, а ближе к шести. Как трогательно с её стороны, в день, когда я был свободен, вспомнить о вежливости. Я сидел за столом, разбирая старые записи, когда раздался чёткий стук: три коротких, один длинный. Будто кто-то ещё мог постучать в мою дверь в такое время.

Закатив глаза:

— Входи, не заперто, — тихо проворчал я.

Дверь открылась, и Хана застыла на пороге, в этот момент ее глаза округлились как блюдца. Черные леггинсы, тёмно-синяя куртка с капюшоном и… яркий красный шарф. Её взгляд метнулся по вымытому полу, аккуратным стопкам книг, пустой раковине. Выглядела она так, будто зашла не в ту дверь.

— Ты… прибрался? — осторожно шагнула она внутрь, будто боясь разрушить новый порядок.

«Не так уж тут и было засрато», — сварливо подумал я про себя.

— Ветер перемен, — бросил в ответ, пододвигая к ней кусок торта с алым пятнышком вишни.

Хана присела на краешек стола, жадно осматривая комнату. Её повязка сегодня была синей, а не черной. Оценив её ауру, я прикинул: она ещё слишком слаба для серьёзных проклятий. Пока что только сглазы да простуда. Но, возможно, есть иной вариант. Бросив взгляд на свою каменную руку, я подумал, что это неплохая тренировка: запечатывать в нее проклятие, качая силу воли и подпитывая энергетику своей ауры. Но для новичка это может оказаться слишком опасно.

— Так о чём мы вчера остановились? — спросил я, открывая потрепанную тетрадь с записями, которую Хана аккуратно положила передо мной.

— На… на классификации проклятий, — пролепетала она, внезапно нахмурившись. — Кацураги, с тобой все в порядке?

Подняв голову, я понял, что она беспокоится. «Лучше бы о себе волновалась, дурашка», — промелькнуло в голове. Если ничего не придумаю, её ближайший год превратится в ад. Каждый день мелкие проклятия, терзающие тело и разум. Незавидная участь. Свой первый год я помню обрывками, а восемнадцатилетие и вовсе проспал в бреду.

— С чего ты взяла, что что-то не так? — отрезал я, не дав ей вставить и слово. — Сегодня поговорим о том, как рождаются проклятия…

За окном сгущалась тьма, а я рассказывал о том, как обычная зависть соседа или злоба случайного прохожего могут превратиться в яд, который годами будет разъедать человека. Хана слушала, иногда морщась, видимо, ещё чувствовала вчерашний сглаз. Ее пальцы нервно теребили вилку, оставляя царапины на тарелке с недоеденным тортом.

— Значит, любая эмоция может стать проклятием? — она покрутила вилку в куске торта, оставляя в креме причудливые узоры.

— Только та, что имеет явный негативный окрас, — киваю ей. — Ты пойми, проклятия не берутся из воздуха, зачастую люди сами приносят эту гадость в свой дом. Но проклятия не могут пробить защитный барьер, но иногда… они находят свой путь, — я провёл рукой по лицу, чувствуя усталость. — Я ещё и сам многое не понимаю, могу лишь сказать, что, когда человек болеет, его аура становится слабей, но я не берусь утверждать, проклятия ли приводят к болезни, либо болезнь дает дорогу проклятию? — развожу руками, показывая всю неопределенность ситуации.

Так мы и сидели за столом, обсуждая мною написанное в тетради. Девять страниц, весь мой опыт за прошедшие три года. Перелистывая пожелтевшие листы, я думал о том, как мало на самом деле знаю. Первый год своего шаманства я помню урывками: вечно измученный, с головной болью от чужих проклятий. На второй год стало чуть полегче, но начались проблемы с деньгами, пришлось даже какое-то время ночевать на вокзале. Третий год… моя жизнь как-то стабилизировалась. Денег с клиентов хватало на аренду и еду, хотя иногда приходилось подрабатывать грузчиком. До недавнего времени с постоянной работой были проблемы, поэтому я так обрадовался месту в больнице, хотя в глубине души ожидал, что меня уволят уже завтра.

Неожиданно для самого себя я спросил:

— Тебе все еще интересно, почему я живу один? — припомнив вчерашний разговор.

Хана замерла, вилка застыла над последним куском торта. Она съела почти весь десерт, тогда как в моей тарелке лежал лишь первый кусок, который я так и не тронул. Сладкое… моя мама всегда ругала меня за вредные привычки в еде. С тех пор я почти не прикасаюсь к десертам.

— Ну… да, если ты не против рассказать, — она осторожно посмотрела на меня, прикусив нижнюю губу.