Шрифт:
«Жутко становится от этих мыслей… До сих пор не пойму, почему Иван так легко согласился», – пронеслось в голове Алекса, и он вернулся в реальность боя.
Кавкин, воспользовавшись его секундной заминкой, усилил гравитацию, пытаясь прижать его к земле. Но Алекс уже пришел в себя.
[Оковы Пустоты]! Сразу два десятка цепей вырвались из пространства вокруг Кавкина, обвивая его, сковывая движения. S-ранг напрягся, его аура взревела, разрывая оковы, но это дало Алексу еще мгновение.
[Удар Сингулярности]! Алекс не стал формировать сферу. Он ударил кулаком, окутанным энергией Пустоты, прямо в [Гравитационный Щит] Кавкина. Произошел концентрированный взрыв. Щит разлетелся на осколки. Кавкина отбросило на несколько метров.
Алекс оказался рядом с ним, его [Клинок Забвения] замер в сантиметре от шеи Артема.
«Я сдаюсь», – выдохнул Кавкин, глядя на Алекса со смесью шока и глубокого уважения. – «Твоя сила… она непредсказуема. Отличный бой».
Алекс опустил меч, тяжело дыша. Он победил. Он посмотрел в сторону и увидел, что вокруг арены уже собралась толпа студентов младших курсов, которые с восхищением и страхом наблюдали за поединком двух S-рангов.
«Ты тоже хорошо сражался, Кавкин», – сказал Алекс.
Они молча пожали друг другу руки и разошлись, каждый погруженный в свои мысли. Этот спарринг многое изменил в их отношениях, превратив их из настороженных соседей по парте в настоящих соперников, признающих силу друг друга.
Глава 4 Осколки и новое начало
Прошла неделя. Неделя, наполненная напряженными спаррингами, сложными лекциями и молчаливым напряжением, которое повисло между Алексом и его друзьями. После того памятного боя с Артемом Кавкиным что-то изменилось. Они стали чаще общаться, вместе разбирая тактические схемы или обсуждая новые типы монстров. Кавкин, со своей прямотой и фокусом на силе, оказался на удивление хорошим собеседником. Он не лез в душу, не задавал лишних вопросов, но его молчаливое признание силы Алекса было своего рода поддержкой. Алекс нашел в нем не друга в привычном понимании, а скорее равного, боевого товарища, с которым можно было говорить на одном языке – языке силы и стратегии.
Но эта новая дружба лишь сильнее подчеркивала пропасть, что пролегла между ним, Настей и Дмитрием. Он продолжал их избегать, каждый раз находя предлог, чтобы уйти, чтобы не встречаться с ними взглядом, в котором он видел отражение своей вины и их общего горя.
И вот в один из вечеров, когда Алекс, уставший после очередной тренировки с Кавкиным, уже подходил к своему общежитию, его поджидали. Настя и Дмитрий стояли у входа, преграждая ему путь. Настя скрестила руки на груди, ее лицо было серьезным, как никогда. Дмитрий стоял чуть позади, его взгляд за стеклами очков был полон беспокойства.
«Алекс», – начала Настя без предисловий, ее голос был тихим, но в нем звенела сталь. – «Хватит».
Алекс остановился, не зная, что ответить.
«Хватит этого цирка, слышишь?» – она сделала шаг к нему. – «Хватит бегать от нас. Хватит вести себя так, будто мы тебе чужие. Ты думаешь, нам не больно? Думаешь, мы не скучаем по Лёне? Мы потеряли его вместе, Алекс. Все вместе. И то, что ты отталкиваешь нас, не поможет ни тебе, ни нам, и уж точно не вернет его».
Она замолчала, ее дыхание было прерывистым. Она смотрела ему прямо в глаза, и в ее взгляде не было злости, только боль и отчаяние.
«Ты не виноват в его смерти, Алекс», – продолжила она уже мягче. – «Никто из нас не виноват. Это был монстр SSS-ранга. Это был тот проклятый мир, в котором мы живем. Лёня сделал свой выбор. Он был Охотником. Он был храбрым. И он был нашим другом. И последнее, чего бы он хотел, – это видеть, как его лучший друг превращается в тень и отталкивает тех, кто остался».
Слова Насти, такие прямые, такие честные, пробили броню, которую Алекс выстраивал вокруг себя всю эту неделю. Он опустил голову, не в силах выдержать ее взгляд.
«Она права, Алекс», – тихо добавил Дмитрий, подходя ближе. – «Мы нужны друг другу. Особенно сейчас. Не отгораживайся от нас».
Алекс поднял голову. Он посмотрел на Настю, на ее серьезное, полное сочувствия лицо. Посмотрел на Дмитрия, в глазах которого читалась неподдельная тревога. И стена внутри него рухнула. Он устал быть один. Он устал от этой всепоглощающей вины.
«Простите», – выдохнул он, и это слово, такое простое, стоило ему невероятных усилий. – «Вы… вы правы. Я был неправ».