Шрифт:
— Неужели Пётр Репнин тоже здесь живёт, — подумала Стася и решила не упускать возможность выяснить про тётку.
Она подошла к парадной, и окликнула мужчину, которому уже распахнули входную дверь:
— Пётр Григорьевич
Репнин в этот момент был к Стасе спиной и не мог видеть её, только слышать.
Плечи его вздрогнули, и он резко развернулся, глаза его заметались, как будто кого-то разыскивали. Наконец его взгляд остановился на Стасе.
— Простите, мы знакомы? — спросил он
— Я бы не хотела здесь это обсуждать, — произнесла Стася, а про себя подумала: «Ведь голос точно узнал, но то ли не верит, то ли делает вид»
И князю Репнину ничего не оставалось, как пригласить Стасю пройти с ним в парадную.
Когда дворник прикрыл за ними дверь, Стася сняла артефакт и произнесла:
— Здравствуйте ещё раз, Пётр Григорьевич, вот, хорошо, что я вас встретила, вы мне не подскажете, где Виктория Алексеевна проживает
Репнин словно сомнамбула ни выказал ни радости, ни счастья от встречи с воскресшей невестой, механически улыбнулся и прошёл вперёд, приглашая Стасю за собой.
На втором этаже остановился у дверей, выкрашенных синей краской, постучал.
Очень быстро, буквально через несколько секунд дверь распахнулась и Стася увидела молодую женщину, которая не замечая её, бросилась на шею жениху Анастасии, который в этот момент изображал «монумент самому себе»
— Петенька, — воскликнула Виктория Алексеевна, — что случилось? Почему ты такой напряжённый?
— Добрый вечер, тётушка, — произнесла Стася, выходя из-за широкой спины Репнина
И увидела, как сначала расширились, а потом закатились глаза Огульчиной, и женщина осела на руки Петра Григорьевича.
Глава 42
Деревня под Ганиной ямой
— Да сколько же можно! — Фёдор Троекуров, он же Дракон снова пришёл в себя связанным, но на этот раз он не лежал, а висел на крюке и не в сарае, а в помещении, больше похожем на кузницу. Неподалёку от него в таком же положении находился князь Урусов, только вот князь ещё в себя не пришёл.
Они вышли из сарая и словно два дурака, полностью уверенные в своих силах пошли искать, где расположились бахи, и попали под действие ещё одного антимагического артефакта. Магии не было, оружия тоже, поэтому, когда бахи навалились на них всей толпой, то отбиться им удалось только от первого десятка нападавших, второй десяток уже смёл альтов.
Но их не убили, значит ли это, что тому, кто стоит за этими «странными» революционерами, они нужны живыми?
Странность бахов заключалась в том, что они были дисциплинированными, униформа была почти новой, то есть скорее всего она была состарена специально, и ещё эти «революционеры» явно были профессиональными военными.
Фёдор позвал Урусова:
— Иван
Но Урусов пока не приходил в себя.
Фёдор попытался подпрыгнуть, чтобы ногами упереться в деревянный потолок и попробовать выдернуть крюк.
И со стоном обессиленно повис, подумал: — «Чёрт, снова рёбра сломали»
И вдруг рядом с ним воздух уплотнился и из молочно-белой пелены вышел… Голицын Андрей Васильевич и укоризненно произнёс:
— Вот не дадите старику помереть спокойно.
Фёдор с удивлением смотрел на высокого мужчину, которому с натяжкой можно было дать сорок лет, если бы он не был полностью седым, но стариком он бы его точно не назвал.
Мужчина посмотрел на Троекурова, потом на Урусова, покачал головой:
— Вроде взрослые люди, князья, а вот так вот глупо попасться и кому?
И Фёдор, который хотел задать много разных вопросов, но задал почему-то только один:
— Кому?
— Что Федя, не узнал извечных и настоящих врагов империи? Или ты думаешь, что враги — это русские люди, которые убивают друг друга сами не понимая зачем. Ты себе-то задай вопрос, почему мы жили сотни лет, бахи и альты, и вдруг раз и стали врагами. Хотя, что с тебя взять-то, ты сам-то понимаешь, что наделал? — старик начал развязывать Фёдора и параллельно задавал вопросы.
Вскоре верёвки с Фёдора были сняты, и он смог запустить регенерацию. Старик занялся Урусовым.
Спустя пять минут после того, как он освободил Урусова от антимагических верёвок, он пришёл в себя, приоткрыл глаза.
— Андрей Васильевич? — спросил Урусов, приподнимаясь с соломы, на которую его положил Голицын.
Но Голицын вместно ответа снова покачал головой:
— Ну а ты, Иван Алексеевич, ты-то что же, как так глупо попался?
Фёдор, уже практически излечившийся, переспросил: