— А один бандит, здоровый такой, на две головы выше Егора Андреича, — подхватил Семен, — так тот с ножом кинулся. А барин как развернется, как схватит его, да как перекинет через себя! Тот кувырком полетел, башкой об дерево — хрясь! И готов!

Я не выдержал, рассмеялся. Все обернулись на меня, и я увидел, как раскраснелись лица рассказчиков, пойманных на приукрашивании.

— А что сегодня победители без ужина будут? — громко спросил я, решив сменить тему.

Женщины всплеснули руками:

— Как же так! — воскликнула Прасковья. — Сейчас мы все организуем!

И началась суета. Бабы метнулись по домам — кто за горшками с едой, кто за квасом. Мужики принялись сдвигать столы, расставлять лавки под старой яблоней во дворе. Дети носились туда-сюда, путаясь под ногами, но их никто не прогонял — такой день, всем радость.

Машка тоже не осталась в стороне — побежала в погреб, вынесла оттуда соленья, мочёные яблоки, квашеную капусту. Я наблюдал за ней — за тем, как ловко она управляется, как переговаривается с другими женщинами, как смеется, запрокидывая голову. Теперь, когда опасность миновала, она словно расцвела, засияла изнутри.

Солнце уже почти село, и небо стало темнеть. Под яблоней зажгли факелы и лампы, свет которых создавал уютный круг тепла. Столы ломились от еды — простой, деревенской, но такой вкусной, что слюнки текли. Квас пенился в кружках, медовуха благоухала пряностями.

Я сел во главе стола, и все разместились вокруг — мужики, их жены, дети. Захар со своими служивыми держались чуть в стороне — видать, профессиональная привычка. Но и им нашлось место за столом.

Кто-то затянул песню — протяжную, раздольную. Другие подхватили. Голоса сплетались, поднимались к звездному небу. Я смотрел на эти лица, освещенные теплым светом, открытые, простые, и чувствовал, как что-то внутри меня оттаивает, размягчается.

Вот она, Россия. Не в столицах, не в княжеских палатах — здесь, под яблоней, за общим столом, под общей песней. Здесь, где беда сплачивает, а радость делится на всех.

Машка сидела неподалеку, и наши глаза то и дело встречались через стол. В ее взгляде плясали отблески факелов, а на губах играла легкая улыбка.

— За барина нашего! — вдруг громко произнес Петр, поднимая кружку с квасом. — За Егора Андреича! За барина! — подхватили остальные.

Я смущенно качнул головой:

— За всех нас, — ответил я, поднимая свою кружку. — За то, что вместе мы — сила, с которой не справиться никакому врагу.

В какой-то момент вечера, я задумался, глядя на опустевшую тарелку перед собой, — тут же должна быть распространена репа?

Мой голос в полутьме прозвучал громче, чем я ожидал. Видать, я это сказал вслух. Головы повернулись в мою сторону, и я продолжил, уже увереннее:

— Из неё же делают много разных блюд, причём… — я порылся в памяти, вспоминая скучные уроки истории, где сонный учитель монотонно рассказывал о пищевых привычках наших предков, — вкусно же?

Степан, сидевший у края стола, вытер рукавом бороду, на которой блестели капли кваса, и усмехнулся.

— Вкусно-то вкусно, барин, — кивнул он, — да только не разгуляешься нынче.

— А сколько посадили репы? — я задал свой вопрос, не обращаясь конкретно ни к кому.

Степан вздохнул, и в этом вздохе слышалась вековая крестьянская печаль.

— В этом году немного, — он покачал головой, и свет от лучины скользнул по его лицу. — Клятый староста зажал семена. Говорил, всему свой черед, а семян на всех не хватает. — Степан сплюнул в сторону, показывая свое отношение к старосте. — Поэтому в лучшем случае хватит до Рождества. А там… — он развел руками, словно показывая пустоту, которая ждала нас после праздников.

Я задумался, машинально постукивая пальцами по деревянной столешнице. Звук получался глухой, как будто я отстукивал ритм какой-то старинной песни, которую никто уже не помнил.

— А что если… — начал я, и глаза присутствующих снова обратились ко мне. — Что если сейчас посадить репу? В достаточном количестве? А собрать перед первыми заморозками…

Фома, сидевший справа от меня, хмыкнул, но ничего не сказал. Его широкое лицо, обрамленное густой бородой, выражало скептицизм, но не откровенное неверие.

— Наоборот, хранить будет легче, — закончил я свою мысль, чувствуя, как в голове складывается план.

Я повернулся к Фоме. В его глубоко посаженных глазах отражался огонь от факела, делая взгляд пронзительным.

— Надо бы в город съездить, — сказал я ему, — обязательно купишь семена. Сколько сможешь найти.

Фома кивнул, не говоря ни слова.

Я обратился к Степану:

— И неплохо бы посадить ещё редиски. — Мысли лились потоком, — Теплицу видел, как я делал? Пара недель — и будем кушать свежую.