— Вот, принёс, как велели, барин, — доложил служка, ставя поднос на стол. — Каша гречневая с маслом, хлеб свежий, только из печи, мёд липовый, чай с травами.

Я кивнул и протянул ему медяк. Парнишка ловко подхватил монетку, поклонился и выскочил за дверь. Машка тем временем подошла к столу и замерла в восхищении, разглядывая нехитрое, но аппетитное угощение.

— Ну что, — подмигнул я ей, — не лучше ли это вяленого мяса с сухарями?

— Куда там, — улыбнулась она. — В городе-то всё по-другому. Тут и еда господская.

Мы сели завтракать, и я с удовольствием наблюдал, как Машка уплетает кашу и нахваливает хлеб с мёдом. Она так старательно облизывала ложку, что я невольно улыбался, глядя на неё.

За едой мы обсуждали планы на день. Машка, конечно, больше всего рвалась на ярмарку — посмотреть товары, особенно ткани и украшения. Я же напомнил, что главное дело у нас — продать доски да проверить, как продвигается работа у кузнеца.

— Сначала на ярмарку поедем, — решил я. — Там и доски продадим, и товары поглядим. А потом уж к кузнецу заглянем.

— А мужики-то наши как? — спохватилась Машка. — Захар вчера говорил, что пиво здесь забористое. Не разморило ли их?

— Сейчас проверим, — усмехнулся я. — Пойдём вниз, глянем на наших молодцов.

Спустившись в общую залу постоялого двора, мы обнаружили там Захара, Фому, Пахома, Митяя и Никифора. Вид у всех был, мягко говоря, помятый, кроме Митяя. Особенно у Фомы — тот сидел, обхватив голову руками, и смотрел в кружку с рассолом так, словно это было последнее средство от смертельной хвори.

— Доброго утречка, молодцы, — поприветствовал я их с нарочитой бодростью. — Как спалось-почивалось?

— И вам доброго здравия, Егор Андреич, — отозвался Захар, пытаясь выпрямиться и выглядеть молодцом.

— Что, хмельное вчера было доброе? — усмехнулся я, садясь напротив них.

— Забористое, — признал Захар, потирая висок. — Не рассчитали маленько.

— Говорил же я вам — на пиво не налегать, — покачал я головой. — Ну, да что теперь. Все в строю?

— Все, все, — поспешил заверить меня Захар. — Мы уж и рассолу похлебали, и квасу холодного. Скоро оклемаемся.

— Смотрите у меня, — пригрозил я, хотя в голосе моём не было настоящей строгости. — Чтоб к выезду все были как огурчики. Дел сегодня много.

— Не сумлевайтесь, Егор Андреич, — заверил меня Пахом. — Всё сделаем в лучшем виде.

— Телеги уже запряжены, — добавил Никифор. — Мы с Пахомом с рассветом всё проверили.

— Вот и ладно, — кивнул я. — Заканчивайте свой рассол, и через полчаса выезжаем. На ярмарку, доски продавать.

Когда мы с Машкой вышли во двор, она тихонько рассмеялась:

— Бедные наши мужички! Ох и досталось же им вчера. Особливо папеньке— он ведь с непривычки, поди, и меры не знает. Дома то матушка строго следит.

— Ничего, — отмахнулся я. — До ярмарки доедем, ветерком обдует — враз полегчает. Да и дело отвлечёт.

Ровно через полчаса мы все собрались во дворе. Телеги стояли запряжённые, мужики, хоть и не слишком бодрые, но готовые к работе, ждали команды. Я забрался на козлы первой телеги, помог Машке устроиться рядом, и дал знак трогаться.

— С Богом, — сказал я. — На ярмарку!

Наш маленький обоз двинулся по утренним улицам Тулы. Чем ближе мы подъезжали к центру города, тем оживлённее становилось вокруг. Народу прибывало с каждой минутой — все спешили на ярмарку, кто с товаром, кто за покупками, кто просто поглазеть на торжище.

Машка, сидя рядом со мной, вертела головой во все стороны, боясь пропустить хоть что-нибудь интересное. А посмотреть было на что: дома становились всё наряднее, вывески лавок — всё затейливее, публика — всё разношёрстнее.

— Гляди-ка, Егорушка, — дёргала она меня за рукав, — а это что за люди такие в странных одеждах?

— Цыгане, — отвечал я, хоть и сам не ожидал их тут увидеть. — Кочевой народ такой. По ярмаркам ездят, торгуют, гадают, лошадьми меняются.

— А вон там что за музыка играет? — не унималась Машка.

— Шарманка, — пояснил я важно, словно каждый день слышал такую музыку. — Инструмент такой заморский.

Когда мы выехали на главную площадь, где располагалась ярмарка, даже я не смог сдержать возгласа изумления. Такого скопления народа, товаров, звуков и красок я ещё не видывал даже на Садоводе. Площадь, казалось, вмещала весь город и окрестные деревни разом.