Повисло молчание. Его плотный покров дробился звоном чашек о блюдца. Амаль снова подала голос.

— К тому же… я так понимаю, что я могу дать вам то, что вы хотели забрать силой.

— Пахнет политикой, — нахмурился Ханнес. — Но если уж вы так хорошо осведомлены, госпожа Мартинес, позвольте мне поинтересоваться, почему вы готовы пойти нам навстречу?

— Это не секрет, потому что я рассчитываю на взаимопонимание, которого не смогла найти с госпожой Верс, — невозмутимо отвечала Амаль. — Я хочу, чтобы у наших людей был шанс на спокойную жизнь в безопасности.

— Легко говорить, когда набили полные карманы. Не хочется улетать с облюбованной кормушки? Или вам с подругой стало слишком тесно?

— Ханнес, — возмутилась Пенни.

— Я просто пытаюсь понять, Пенелопа.

— Я получила предложение, которое устраивает меня как формальную главу алхимиков, — сказала госпожа Мартинес и начала пересказывать план Галстерры.

Элль слушала внимательно. На моменте про военные корабли и «Сирену» ее горло стиснули пальцы ужаса. Она никогда не видела войны, но воображение живо нарисовало красочные образы. Затем тревога улеглась, когда Амаль перешла к части, в которой военные корабли увозили алхимиков на остров в акватории Галстерры, местные власти строили город — а то и не один — на деньги какого-то богача-изобретателя. Будь ее воля, Элль бы уже на этом моменте попросила занять ей место на борту, но внутри тут же заворочалось подозрение. Жизнь немало потрепала девушку, чтобы она сразу понимала, что безоговорочно хорошо ничего не бывает. Всегда есть «но». Например, славный парень может оказаться ходячим мертвецом, а обожаемый отец — жестоким диктатором.

— И чего же от нас хотят наши освободители? — прервал речь Амаль Ханнес. Элоиза готова была поклясться, что даже эта грубость не заставила советницу закатить глаза или одарить мужчину испепеляющим взглядом.

— Участия в военном производстве Галстерры. Взрывчатка, оружие, черная медь — все для их войны с Северной Пустыней.

— Ожидаемо, — хмыкнул Ханнес. — И что же, вы находите это приемлемым? Продавать людей, как рабочую силу, в обмен на мнимую безопасность?

— Галстерра прекрасно понимает, что алхимики могут быть опаснее всех их военных кораблей вместе взятых. Я считаю, что в сложившейся ситуации мы нужны друг другу примерно одинаково. И обмен выходит справедливым.

— За исключением одного момента. Темер — наш дом, — твердил Ханнес. Элль не сдержалась и закатила глаза. Доминик тут же шикнул на нее, видимо, пытаясь приструнить. Гнев взвился еще сильнее, но девушка ограничилась только неприличным жестом. По слуховой чаше пошла рябь, и Элоиза перевела взгляд на Ирвина. Заклинатель выглядел… еще не паршиво, но уже довольно помято, как будто его закинули в водоворот и не спешили доставать. Молодой человек заметил, как она рассматривала его и, не изменяя себе, подмигнул. В этот же момент сосуд в его левом глазу лопнул.

Доминик помахал ладонью перед лицом Элль, напоминая, для чего они все здесь собрались. Девушка снова прильнула к слуховой чаше. Судя по тону, она немногое пропустила.

— Допустим, — шелестел Ханнес, — я приму ваше предложение, госпожа Мартинес. Я подчеркну — именно ваше, а не ваших галстеррских друзей. Предлагаю обсудить все условия. Я занимаюсь вектором развития, госпожа Лауб берет на себя управление производством, а вы… обеспечиваете соблюдение прав и свобод.

— Приемлемо, — без особого воодушевления сказала Амаль.

— Но как вы хотите сдвинуть авторитет вашей дражайшей подруги, если хотите, чтобы алхимики отвернулись от нее?

— Это нетрудно. Достаточно просто рассказать правду.

— Не боитесь, что и вас утянет следом? — поинтересовался мужчина.

— Нет человека, более любимого народом, чем тот, кто владел властью, опустился на дно и раскаялся, — парировала Амаль.

— В зависимости от того, что вы с этой властью делали, — он замолчал. Видимо, принялся что-то записывать. — Ну что же… Давайте попробуем. Пенелопа, сообщи нашим людям, что провокация и выступление откладываются. Но мне нужны гарантии, госпожа Мартинес. Как насчет клятвы на крови?

— Вас ничто не заставит отказаться от запрещенной магии? — как будто даже игриво поинтересовалась Амаль.

— Это надежнее заверенных копий и человеческой памяти.

С тихим «цык» вылетело лезвие складного ножа. Элль поморщилась и выпустила слуховую чашу. Доминик сделал то же самое. Взглянул на девушку — не возмущенный, не встревоженный. Он просто лучился самодовольством, едва сдерживался, чтобы не сказать: «А я говорил». И его как будто не беспокоило, что в эту секунду против его родной матери заключали союз.

Дом махнул рукой, намекая, что им пора уходить. Элль кивнула и вопросительно посмотрела на Ирвина. Тот завел руки за спину и встал возле двери, медленно моргнул, всем видом показывая, что никого и ничего не видел. Элль улыбнулась ему и невольно коснулась золотой нити у сердца. Интересно, Ирвин чувствовал ее? Доминик не дал ей довести мысль до конца, схватил за ткань рукава и повел на лестницу. Уверенно, даже не всматриваясь в узор темных коридоров, он прокладывал путь к очередной белой двери, за которой царил хаос его собственной обители.