Шрифт:
— И как же ты тогда будешь восстанавливать своего игрушечного заклинателя? — улыбнулся Дом. — Для этого ведь нужна моя кровь. Или тебе плевать, дорогая? Он выведет тебя отсюда, и ты оставишь его разлагаться, пока он не умрет сам? Тебе ведь не все равно…
— Перестань, — шикнула она, хмуря брови.
— Все благодаря твоей жертве. Я всегда хочу быть рядом, а порой оказываюсь поблизости в самый неподходящий момент, — осклабился Дом. — Если тебя это успокоит, Ханнес еще не в курсе. Но он узнает, если ты оставишь меня здесь.
— Заткнись! — гулко повторила она и дернула нить, которой подтянула Ирвина к себе. Склизкая мягкость исчезла, обнажая золотую сердцевину — волю и любовь, которой Элль сплела жизнь Доминика заново.
Дом закашлялся и рухнул на четвереньки, закряхтел, будто его должно было вырвать. Элль прикрыла глаза, чувствуя, как по венам разливается сладкое спокойствие. Власть. Полный контроль над тем, кто доставил ей столько боли. Это опьянало и одновременно пугало. Никогда прежде в ее руках не было такой силы. Или была, но она сама ее отвергала? Она попробовала потянуть нить еще, вернуть немного магии себе, и нить послушно прилипла к коже.
Доминик побледнел, вскрикнул, но не смог разомкнуть губ. Элль отпустила руку.
— Вот так, — сказала она то ли ему, то ли себе. — Можешь говорить.
— У Учителя есть шанс продавать бессмертие, как пирожки на ярмарке. Он от тебя не отстанет, дорогая… моя, — он мечтательно вздохнул. — Но я могу помочь.
— Да неужели? — скрестила руки на груди Элоиза. Дом кивнул и поправил свою мятую одежду, откинул волосы назад. Он как будто не понимал, что теперь его желания и возможности ни на что не влияли. Его нить была накрепко зажата в пальцах Элль, а он все строил из себя чуть ли не всеобщего спасителя.
— Тогда я хочу узнать, что замышляет Ханнес. Из первых рук. И ты не посмеешь меня выдать или предать.
Уже через полчаса они пробирались по лестницам башни. Иногда Элль выглядывала в окна, чтобы убедиться, что за окном все еще царила бархатистая, укутанная саваном плотных облаков ночь. Хотя весна уже плавно перекатывалась в сторону жаркого лета, не было ни палящего зноя, ни обжигающих ветров с Архипелага.
Уже несколько дней небо было затянуто саваном облаков, которые и не думали расходиться, пугали так и не разразившейся бурей. Как будто и без этого поводов для беспокойства не хватало. В сумраке мерцали окна домов и уличные фонари, а на другой стороне Зеркала Солнца ярче звезд горели электрические светильники на военных кораблях Галстерры. Они напоминали металлические дома, зачем-то поставленные на воду. Иногда то тут, то там можно было заметить, как на многоярусных палубах копошатся совсем крошечные человеческие фигуры.
— При желании несколько алхимиков могут разнести этот флот, как игрушки, — подал голос шедший впереди Доминик. — Но выглядят эти махины действительно грозно.
Элль задумалась, что будет, если она выцепит какую-нибудь нить покрепче и зашьет Доминику рот. В целом, это было рабочим решением и даже могло бы принести Элоизе если не облегчение, то хотя бы минутное удовольствие.
Девушка дернулась, прогоняя эту мысль. Не хватало еще стать такой же, как Летиция, Ханнес, как…
— Амаль? — прошептала она, и тут же спряталась за углом. Она так задумалась, что чуть не вышла на этаж в открытую, Доминик удержал ее и втянул обратно, а потом долго вытирал о себя руку, как будто обжегся.
Амаль Мартинес стояла у дверей в кабинет Ханнеса. Рядом с ней не очень бодро держался Ирвин. Элль заметила, что хоть с момента последнего восстановления не прошло и пары дней, он уже выглядел потрепанным. Он открыл дверь в кабинет Ханнеса. Учитель радушно пригласил советницу. Ему вторил довольный щебет Пенни Лауб. Как только дверь закрылась, Доминик, пошатываясь, вышел из укрытия и махнул Элль рукой, чтобы та присоединилась. Заметивший их Ирвин удивленно вскинул брови.
Доминик не стал ничего говорить, просто замахал руками, указывая на дверь и на ухо. Ирвин Замотал головой. Последовал обмен неприличными жестами. Элль наблюдала за этим диалогом, пытаясь понять, осознает ли кто-то из присутствующих масштаб ситуации. Советница в башне, где сидят ее даже не потенциальные, а вполне реальные враги.
Что за гадюшник вообще развелся в Темере?
Тем временем Ирвин и Доминик достигли какого-то беззвучного соглашения. Ирвин развел руками и воздух в коридоре моментально стал сухим, как в пустыне. А в ладонях у него замерцали две водяные сферы. Ирвин пошевелил пальцами и придал воде форму бокалов, длинные ножки которых плотно прилегали к двери. Одну чашу получила Элль, вторую — Доминик.
— Не вини себя, милая, ты заботишься об общем благе, — лепетала Пенни Лауб. — И все делаешь правильно. Ты молодец, что пришла.
— Ваша оценка правильности кажется мне сомнительной, госпожа Лауб, — послышался шелестящий голос Ханнеса. Обычно его голос напоминал стеклянную каплю, но иногда отец умел изменять его, оплетать им людей. Очаровывать. Элль напряглась всем телом, пытаясь уловить движение магии, но не ощутила ничего подозрительного. Возможно, имела место просто природная харизма.
— Я пришла сюда не за вашим одобрением, — резко прервала наметившуюся светскую беседу Амаль. — У меня к вам деловое предложение. Ваше дело — ответить да или нет, а о моральной стороне своего решения я буду думать сама.