Помимо победы в Войне за независимость, этот ордонанс стал величайшим достижением Конгресса Конфедерации. Он создал совершенно новое понятие империи и одним махом решил проблему подчинения колониальных зависимых территорий центральной власти, которую Великобритания не смогла решить в 1760–1770-х годах.

Когда монархии ранней современной Европы захватывали новые владения путем завоевания или колонизации, они неизбежно рассматривали свои новые провинциальные образования как постоянно периферийные и уступающие столичному центру королевства. Но Северо-Западный ордонанс, ставший моделью для развития большей части Юго-Запада, обещал положить конец таким постоянным колониям второго сорта. Он гарантировал поселенцам основные юридические и политические права и устанавливал беспрецедентный принцип, согласно которому новые штаты Американской империи, обосновавшиеся на Западе, войдут в Союз «на равных правах с первоначальными штатами во всех отношениях». Поселенцы могли покинуть старые штаты, будучи уверенными в том, что они не потеряют своих политических свобод и что им будет позволено в конечном итоге образовать новые республики, такие же суверенные и независимые, как и другие старые штаты Союза. С таким принципом расширение империи Соединенных Штатов на запад, предположительно, не имело предела. [336]

Разумеется, в этой империи практически не было места индейцам. Хотя Конгресс обещал, что «по отношению к индейцам всегда будет соблюдаться максимальная добросовестность, [и что] их земли и имущество никогда не будут отбираться у них без их согласия», сам ордонанс считал само собой разумеющимся, что судьба Северо-Запада принадлежит белым американским поселенцам.

Эти новые западные поселения, по мнению лидеров Конгресса, должны были поэтапно готовиться к созданию штатов. На начальном этапе заселения каждая из территорий должна была управляться диктаторски — назначенным федеральным правительством губернатором, секретарем и тремя судьями. Только когда население территории достигнет пяти тысяч человек, будет разрешено проведение представительного собрания с очень ограниченным избирательным правом. Даже тогда губернатор имел право абсолютного вето на законопроекты и мог по своему усмотрению отложить заседание или распустить его. Только когда население территории достигало шестидесяти тысяч человек, она могла быть принята в штат.

Несмотря на свои прогрессивные обещания, Северо-Западный ордонанс на самом деле был довольно реакционным и антинародным. Его предложение о создании гарнизонных правительств с авторитарным руководством для новых западных колоний ничем не напоминало неудачные попытки англичан XVII века установить военное правление над непокорными колонистами. На самом деле ордонанс свидетельствовал о том, насколько серьёзной проблемой стала демократия в 1780-х годах и как опасались восточные лидеры непокорных западных жителей.

НЕСКОЛЬКО СТО ТЫСЯЧ индейцев, населявших трансаппалачский Запад, имели очень разные с белыми американцами представления о том, как следует использовать эту землю. [337] Ничто так не занимало федералистскую администрацию, как необходимость иметь дело с этими коренными народами.

В конце XVII века на североамериканском континенте проживало, возможно, до 1,4 миллиона индейцев, из которых четверть миллиона занимали территорию к востоку от Миссисипи; но с тех пор болезни и войны резко сократили их численность. [338] К концу XVIII века большинство индейцев Новой Англии, казалось, исчезли; многие из них вступили в межплеменные браки с белыми или чернокожими и в значительной степени утратили свою племенную идентичность. В Нью-Йорке многие индейцы переселились в Канаду, а от некогда грозных Шести наций ирокезов в штате остались лишь остатки. [339] Но на Северо-Западе оставалось множество коренных народов, готовых бороться за сохранение своих охотничьих угодий и образа жизни. К ним относились делавары и виандоты на территории современного восточного и центрального Огайо, шауни в западном Огайо и северной Индиане, минго, имевшие деревни в Сандаски, и великие северные племена оттава и чиппева, некоторые из которых охотились к югу от озера Эри. Дальше на запад вдоль реки Вабаш жили племена майами, уэа и пианкашоу, и, наконец, различные племена иллинойсов в Индиане. На южных границах присутствие индейцев было ещё более грозным. От Каролинских островов до реки Язу насчитывалось около четырнадцати тысяч воинов, в основном чероки, крики, чокто и чикасо.

На протяжении десятилетий колонизаторы постоянно пытались провести границы между собой и индейцами, предлагая им взятки за уступку все новых и новых земель по мере того, как они неумолимо продвигали их на запад. Многие из этих коренных народов считали, что дальше двигаться нельзя, и были полны решимости бороться за защиту своих сокращающихся охотничьих угодий. В последующие десятилетия индейцы при поддержке приграничных европейских держав — Великобритании и Испании — пытались противостоять упорной экспансии белых американцев на запад. [340]

Хотя многие белые восхищались свободой индейцев, англо-американское представление о свободе и независимости сильно отличалось от их. Если обычные белые американцы понимали свободу как владение собственным участком возделанной сельскохозяйственной земли, то индейские мужчины видели свободу в возможности бродить и охотиться по своему усмотрению. Как и многие американские дворяне, эти индейские воины не считали, что они должны работать, обрабатывая поля. Они считали, как сообщал один миссионер из племени онейда в 1796 году, что «труд по обработке земли унижает характер человека, который (по их словам) был создан для войны, охоты и проведения советов, а скво и ежи созданы для того, чтобы чесать землю». На самом деле женщины коренных народов выполняли самые разнообразные работы. Они выращивали овощи, собирали орехи и ягоды, готовили мясо, кололи дрова, носили воду, шили обувь и одежду, а также часто возводили и обустраивали свои дома. Труд туземных женщин был настолько изнурительным, что белые американцы могли только заключить, что индианки были фактически рабынями. В самом деле, представление о женщинах-земледельцах казалось многим европейским американцам настолько неестественным, что северянам, по крайней мере, было трудно признать, что индейцы вообще занимались сельским хозяйством. [341]

В конечном итоге это отрицание того, что индейцы действительно обрабатывали землю, стало для белых американцев оправданием для её отъема. Опираясь на юридическое мышление теоретика XVI века Эммериха де Ваттеля, политические лидеры утверждали, что ни один народ не имеет права на землю, которую он не обрабатывает. Это было одним из важнейших культурных недоразумений, разделявших белых американцев и коренных жителей. Белые ожидали, что индейцы станут фермерами, то есть перейдут на другую стадию общественного развития и станут цивилизованными, или уберутся с дороги белых поселенцев. [342]

Обретение Америкой независимости от Великобритании обернулось катастрофой для индейцев. Многие племена на северо-западе и юго-западе заключили союз с англичанами, а после заключения мирного договора они узнали, что Великобритания уступила суверенитет над их землями Соединенным Штатам. Один из представителей племени уэа жаловался своему британскому союзнику, узнав о заключении договора: «Пытаясь помочь вам, мы, похоже, сами себя погубили». [343] Поскольку многие индейцы сражались на стороне англичан, американцы склонны были считать врагами даже тех индейцев, которые были их союзниками во время революции. К 1780-м годам многие жители Западной Америки разделяли ожидания истребителя индейцев Джорджа Роджерса Кларка, что все индейцы в конце концов будут уничтожены. Как выразился один военный тост на границе, «Цивилизация или смерть всем американским дикарям». [344]