В Америке XVIII века джентльменам никогда не было легко играть роль бескорыстных государственных служащих, которые должны были жертвовать своими частными интересами ради общественных. Эта проблема стала особенно очевидной во время революции. Генерал Ричард Монтгомери, который в 1775 году возглавил роковую злополучную экспедицию в Квебек, постоянно жаловался на отсутствие дисциплины в своих войсках. По его словам, если бы можно было найти «какой-нибудь способ» «привлечь джентльменов к службе», солдаты стали бы «более послушными», поскольку «этот класс людей», предположительно, требует уважения со стороны простолюдинов. Но многие джентльмены предпочитали не служить, поскольку, будучи офицерами, они должны были служить без жалованья. [572]

То же самое можно сказать и о многих лидерах революции, работавших в Континентальном конгрессе, особенно о тех, кто обладал «небольшим состоянием». Они неоднократно роптали на тяготы службы и просили освободить их от этого бремени, чтобы преследовать свои частные интересы. Периодический временный уход от служебных забот и суматохи в своё загородное поместье, чтобы укрыться и отдохнуть, был приемлемым классическим поведением. Но слишком часто политические лидеры Америки, особенно на Севере, вынуждены были уходить на пенсию не для отдыха в уединении и досуге сельской усадьбы, а для зарабатывания денег в суете и сутолоке городской юридической практики. [573]

Короче говоря, американские джентльмены с большим трудом сохраняли желаемую классическую независимость и свободу от бизнеса и рынка, которые философы вроде Адама Смита считали необходимыми для политического лидерства. Смит в своём труде «Богатство народов» (1776) высоко оценил английское дворянство как особо подходящее для бескорыстного политического лидерства. Это объяснялось тем, что их доход складывался из ренты с арендаторов, которая, по словам Смита, «не стоит им ни труда, ни забот, а приходит к ним как бы сама собой, независимо от каких-либо их планов или проектов». [574]

В Америке было не так много дворян, способных вести подобный образ жизни. Конечно, многие южные дворяне-плантаторы наслаждались досугом за счет труда своих рабов, но большинство южных плантаторов не были так отстранены от повседневного управления своими поместьями, как их коллеги из английского дворянства. Поскольку у них были рабы, а не арендаторы, их надсмотрщики не могли сравниться с бейлифами или стюардами английского дворянства. Таким образом, плантаторы, несмотря на свою аристократическую внешность, часто были занятыми, коммерчески активными людьми. Их средства к существованию были напрямую связаны с превратностями международной торговли, и они всегда испытывали тревожное чувство зависимости от рынка. Тем не менее, великие южные плантаторы, по крайней мере, приближались к классическому образу бескорыстного джентльмена-руководителя, и они максимально использовали этот образ на протяжении всей революционной эпохи и после неё. Виргиния особенно способствовала появлению целой плеяды лидеров, включая Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона, Джеймса Мэдисона, Джеймса Монро, Патрика Генри и Джорджа Мейсона — все они были рабовладельцами. [575]

Для северного дворянства проблема сохранения независимости от рынка стояла особенно остро. Северные дворяне никогда не могли повторить ту степень уверенности в себе и благородства, которая была характерна даже для южного дворянства, не говоря уже об английской аристократии. Все больше и больше представителей федералистов обнаруживали, что их собственность, или имущественное состояние, не приносит достаточного дохода, чтобы они могли игнорировать или пренебрегать своими частными делами. Следовательно, им приходилось либо использовать свои должности в корыстных целях, либо отстраняться от выполнения своих общественных обязанностей.

Хотя Первый конгресс установил для членов обеих палат зарплату в размере шести долларов в день — радикальный акт для того времени: члены британского парламента не получали зарплату до 1911 года, — платить конгрессменам и другим федеральным чиновникам зарплату было недостаточно. Слишком часто частные интересы брали верх над общественным долгом чиновника. В решающий момент дебатов о принятии на себя долгов штатов конгрессмен-федералист Теодор Седжвик из Массачусетса пожаловался на прогулы. Томас Фицсиммонс и Джордж Клаймер, по его словам, были поглощены своими частными делами в Филадельфии, а Джеремайя Уодсворт из Коннектикута «счел, что спекулировать в его интересах, чем выполнять свои обязанности в Конгрессе, и уехал домой». [576]

Федералисты Новой Англии, неустойчивые аристократы, какими они были, постоянно жаловались на «продолжающийся позор голодающих наших государственных служащих». Фишер Эймс считал, что «за службу следует платить такую сумму, которая достаточна для того, чтобы побудить талантливых людей выполнять её. Все, что ниже этой суммы, было скупо и неразумно». По его мнению, хорошие люди не будут брать на себя общественное бремя; или, как выразился Оливер Уолкотт-младший, словами, которые сами по себе отвергают классическую традицию государственной службы, «хорошие способности имеют высокую цену на рынке». Хотя федеральная администрация имела более чем достаточно претендентов на низшие и средние должности, к середине 1790-х годов у неё возникли проблемы с заполнением высших должностей. В 1795 году федералист из Южной Каролины Уильям Лафтон Смит заявил в Палате представителей, что Джефферсон, Гамильтон и Генри Нокс ушли из кабинета «в основном по одной причине — из-за маленького жалованья». Хотя это не относилось к Джефферсону, и Ноксу, и Гамильтону было трудно поддерживать благородный уровень жизни на своё правительственное жалованье. [577]

Щепетильность Гамильтона в этом вопросе показывает дилемму, которую личные интересы могли поставить перед теми, кто хотел занять государственную должность. Несомненно, Гамильтон покинул казначейство в начале 1795 года, чтобы вернуться на Уолл-стрит и заработать немного денег для своей семьи. Поскольку он был лишён должности и не имел средств, его близкий друг Роберт Трупп умолял его заняться бизнесом, особенно спекулятивными земельными схемами. Все остальные этим занимались, сказал Трупп. «Почему ты должен возражать против того, чтобы заработать немного денег таким образом, чтобы тебя нельзя было упрекнуть? Не пора ли вам подумать о том, чтобы поставить себя в состояние независимости?» Трупп даже пошутил с Гамильтоном, что подобные схемы заработка могут «помочь сделать из вас человека с состоянием, можно сказать, джентльмена». Ибо «такова нынешняя наглость мира, что почти ни к кому не относятся как к джентльмену, если его состояние не позволяет ему жить в своё удовольствие».