Поначалу казалось, что слабая надежда Ямамото на победу вот-вот осуществится. Японские силы действительно «разбежались» по гигантской дуге, которая пролегла от Алеутских островов на севере Тихого океана до Цейлона (Шри-Ланки) в Индийском океане. 10 декабря японские самолеты с авианосцев потопили британские линкоры «Репульс» и «Принц Уэльский» у берегов Малайи. Гонконг, Гуам и остров Уэйк пали перед японцами в течение нескольких дней после Перл-Харбора. Молниеносными движениями японские войска нанесли удар из Индокитая в Таиланд и британскую Малайю и к середине января 1942 года почти без сопротивления продвигались в Бирму. Недавно переобученная для непривычной войны в джунглях японская пятая дивизия блестяще использовала фланговые атаки и устрашающую тактику ночных боев («Ночь — это миллион подкреплений», — гласил учебный лозунг), продвигаясь по Малайскому полуострову к Сингапуру. 15 февраля эта британская твердыня, якобы непобедимый «Гибралтар Тихого океана», сдала свой гарнизон из восьмидесяти пяти тысяч солдат японским войскам вдвое меньшей численности, что обычно считается самым страшным поражением в истории британского оружия.

Двенадцать дней спустя, в битве в Яванском море, наспех собранный американо-британско-голландско-австралийский флот не смог остановить масштабное вторжение японцев в Голландскую Ост-Индию, нефтяные месторождения которой были главной целью и главной экономической логикой всей Южной операции. 12 марта союзники сдали Ост-Индию. Как и в других регионах Азии, хотя и далеко не всегда, японцы были встречены многими индонезийцами как освободители, которые выгнали ненавистных голландских колонизаторов и наконец-то начали выполнять обещание «Азия для азиатов».

Адмирал Нагумо прошел через безопасный Малаккский пролив и в течение недели совершал набеги на Индийский океан, потопив около ста тысяч тонн британских судов и разбомбив британские базы на Цейлоне. Остатки британского дальневосточного флота отступили в Восточную Африку. Королевский австралийский флот ушёл в свои порты. Тихоокеанский флот США не имел ни одного уцелевшего линкора. А вот японская армада из одиннадцати линкоров, шести больших и четырех малых авианосцев, тридцати восьми тяжелых и легких крейсеров не имела ни царапины. От Бенгальского залива до Берингова моря огромный сектор Мирового океана превратился в японское озеро.

В американской колонии Филиппины победа длилась чуть дольше. В своей штаб-квартире в Маниле Дуглас МакАртур, командующий американскими войсками на Дальнем Востоке, рано утром 8 декабря узнал, что Перл-Харбор подвергся нападению. Невероятно и непростительно, но в течение следующих десяти часов он не воспользовался ни контратакой на японские позиции на Формозе (Тайване), как того требовал командующий ВВС, ни даже запуском или разгоном собственных самолетов. Они сбились в кучу на земле — «На землю! На земле!» недоверчиво воскликнул президент Рузвельт, когда вскоре после полудня над головой появились японские бомбардировщики и истребители. В течение нескольких минут все силы МакАртура, состоявшие из трех десятков бомбардировщиков B–17, на которых он упорно основывал своё заявление о том, что сможет защищать Филиппины неограниченное время, были полностью уничтожены вместе с более чем двумя сотнями других самолетов. [881]

Когда 22 декабря японцы начали высадку войск на главном филиппинском острове Лусон, МакАртур быстро отбросил свой всегда сомнительный план по отражению захватчика на пляжах и на центральной равнине Лусона и начал собирать людей и припасы для отступления на полуостров Батаан и островную крепость Коррегидор, где он создал свой командный пункт. МакАртур, которого иногда обвиняли в том, что он сам стал легендой, вскоре заслужил уничижительное прозвище «Даг из землянки», которое дали ему его страдающие войска на Батаане, в то время как он сидел в относительном комфорте на Коррегидоре, лишь однажды совершив короткий переход на торпедных катерах на полуостров, чтобы подбодрить своих людей.

Они очень нуждались в поддержке. После стремительного отступления на полуостров около восьмидесяти тысяч американских и филиппинских военнослужащих и ещё двадцати пяти тысяч гражданских беженцев им всем не хватало провизии. Не имея свежих продуктов, медикаментов, чистой питьевой воды и санитарных условий, тысячи людей стали жертвами цинги, берибери, малярии и дизентерии. Японские войска, не подготовленные к длительной осаде, находились в не лучшем состоянии — обстоятельство, о страшных последствиях которого вскоре стало известно.

Понимая, что филиппинский гарнизон обречен, Рузвельт приказал МакАртуру отбыть в Австралию. В ночь на 12 марта генерала, его семью и личный состав эвакуировали с Коррегидора на четырех катерах, оставив командовать генерала Джонатана Уэйнрайта. С характерным для него самодовольством и нехарактерным отсутствием оробелости МакАртур объявил: «Я вернусь». В качестве меры по спасению лица и для профилактики от ответной реакции со стороны многочисленных политических друзей генерала президент одновременно наградил МакАртура Почетной медалью Конгресса. [882]

Медаль была небольшим утешением для массы больных солдат и гражданских лиц, оставшихся на Филиппинах. Хотя МакАртур по радио со своей новой базы в Австралии твердил, что его войска должны вырваться из Батаана и уйти в горы как партизаны, Уэйнрайт понимал, что это глупость. Батаанский контингент сдался 9 апреля, а 6 мая истощенный Уэйнрайт, безнадежно запертый в туннеле Малинта на Коррегидоре, измученный гулкими стонами тысяч больных и раненых, забившихся в промозглую 826-футовую шахту, наконец капитулировал. В своём дневнике Дуайт Эйзенхауэр отметил эти события: «Коррегидор сдался прошлой ночью. Бедный Уэйнрайт! Он вел бой… [МакАртур] получил такую славу, какую только могла найти публика… Тирады МакАртура, которые мы с Ти Джеем [помощник МакАртура, Т. Дж. Дэвис] так часто слушали в Маниле, сейчас показались бы публике такими же глупыми, как и нам. Но он герой! Да». [883]