Деструктивный потенциал территории, находящейся в неопределенном статусе, в полной мере проявился лишь в 1820 году. Миссури подал заявку на принятие в качестве рабовладельческого штата, тем самым поставив вопрос о рабстве на всей территории Луизианской покупки и создав неизбежную возможность того, что рабовладельческих штатов в Союзе станет больше, чем свободных. Последовала бурная политическая конвульсия, завершившаяся компромиссом, который решил территориальный вопрос ещё на четверть века. [68] За это время ожесточение, вызванное правилом кляпа против антирабовладельческих петиций, и десятилетняя борьба за аннексию Техаса (который, как и Кентукки, миновал территориальный этап) показали, какие разрушительные силы были готовы вырваться наружу. Но потенциальная возможность вновь стала актуальной только после того, как перспектива приобретения земель у Мексики возродила вопрос о рабстве на территориях, тем самым вернув проблему рабства на федеральный уровень и сделав Конгресс ареной борьбы всего комплекса секционных антагонизмов. В сложившейся ситуации каждый политик нуждался в определенной позиции по территориальному статусу рабства даже больше, чем в позиции по самому рабству. Боевикам с обеих сторон нужны были аргументы, оправдывающие полное ограничение или полное неограничение, в зависимости от ситуации, а политикам, стремящимся сохранить некую национальную гармонию, нужны были формулы, не допускающие полной победы ни одной из сторон.

В течение пятнадцати лет, с 1846 по 1861 год, в бесчисленных речах, резолюциях, редакционных статьях и партийных платформах выдвигались самые разные предложения по решению территориального вопроса. Но в основном существовали четыре основные позиции. Примечательно, что все четыре были выдвинуты в течение шестнадцати месяцев после того, как территориальный вопрос вновь стал заметным в 1846 году. В течение более чем десятилетия после этого они оставались неизменными точками опоры в меняющейся политической войне. Иногда оппортунисты шли по извилистому пути среди имеющихся вариантов, а на выборах 1848 года обе основные партии умудрились обойти их. Но рано или поздно почти каждый человек в общественной жизни становился приверженцем одной из четырех основных формул.

Первой из них была формула Дэвида Уилмота, согласно которой Конгресс обладал полномочиями регулировать рабство на территориях и должен был использовать их для полного искоренения этого института. Эта формула освобождения территорий была в некотором смысле старше Конституции, получив свою первую санкцию в вдохновленном Джефферсоном Ордонансе 1787 года, который провозглашал: «На указанной территории не должно быть ни рабства, ни невольного подневольного состояния, кроме как в наказание за преступления, за которые лицо было должным образом осуждено». Именно эту формулировку принял Уилмот, и поэтому иногда говорят, что настоящим автором Провизо Уилмота был Томас Джефферсон. [69]

Как только Северо-Западный ордонанс был принят в рамках Конфедерации, он остался основной политикой для Старого Северо-Запада в рамках Конституции. Конгресс подтвердил её 2 августа 1789 года, а затем ещё раз при создании следующих территорий региона — Индианы (1800), Мичигана (1805), Иллинойса (1809) и Висконсина (1836). [70] Таким образом, президенты Вашингтон, Джон Адамс, Джефферсон, Монро и Джексон поддержали принцип, согласно которому Конгресс обладал конституционными полномочиями запрещать рабство на территориях.

Но не все, кто верил в существование этой власти, считали, что её следует использовать. Некоторые политические лидеры придерживались мнения, что власть Конгресса должна быть использована таким образом, чтобы признать претензии обеих частей. В соответствии с этим Конгресс принял уступки западных земель от Северной Каролины в 1790 году и от Джорджии в 1802 году с условием, что «любое постановление, принятое или которое будет принято Конгрессом, будет направлено на освобождение рабов». В 1791 году была организована Юго-Западная территория (из уступки Северной Каролины), а в 1798 году — Территория Миссисипи (первоначально северная зона Западной Флориды, к которой позже была присоединена уступка Джорджии), обе без ограничений на рабство. В то же время Кентукки (отделившийся от Вирджинии) был принят в качестве рабовладельческого штата в 1792 году. [71] Таким образом, федеральное правительство не проводило единой политики в отношении рабства на территориях, а вместо этого практиковало своего рода раздел, в результате которого река Огайо стала границей между свободной территорией на севере и рабовладельческой территорией на юге.

Поначалу эта практика была скорее уловкой или рефлексом, чем продуманной политикой, но она приобрела официальный характер во время Миссурийского кризиса, который больше всего напоминал кризис конца 1840-х годов. В каждом случае конгрессмен от свободных штатов вносил в палату предложение об исключении рабства из какой-то части транссисиппийского Запада. Оба предложения вызвали разногласия по строго секционным линиям; оба прошли в Палате представителей и не прошли в Сенате. Каждое из них вызвало кризис, который не был разрешен до более поздней сессии Конгресса. Каждое из них вдохновило на разработку альтернативного плана, предусматривающего некое территориальное урегулирование между прорабовладельческими и антирабовладельческими интересами. В 1820 году Конгресс принял компромисс, предложенный сенатором Джесси Томасом из Иллинойса, который признал Миссури рабовладельческим штатом и разделил остальную часть Луизианской покупки (кроме уже принятого штата Луизиана) вдоль 36°30? широты, при этом рабство было запрещено к северу от этой линии. К 1846 году эта компромиссная формула стала привычной и традиционной, и уже через несколько минут после того, как Уилмот представил свою оговорку, представитель Уильям У. Вик из Индианы предложил резолюцию о расширении 36°30? широты до предполагаемой мексиканской уступки.

Таким образом, этот принцип территориального деления стал второй базовой формулой, и впоследствии на него претендовала санкция торжественного соглашения между противоборствующими сторонами. На самом деле он был принят только потому, что Генри Клей и другие компромиссщики умело использовали два отдельных большинства, чтобы добиться его принятия: один — сплоченный блок южан при поддержке северян, чтобы отменить ограничения на рабство в Миссури; другой — сплоченный блок северян вместе с чуть более чем половиной южных членов, чтобы исключить рабство к северу от 36°30? на остальной территории Луизианской покупки. Но, несмотря на отсутствие четкого мандата, который был бы необходим для настоящего соглашения, и несмотря на то, что ограничивал это соглашение Луизианской покупкой, Компромисс принёс мир, и, следовательно, линия 36°30? позже приобрела определенный ореол святости. Возможно, именно по этой причине Вик так быстро выдвинул её в ночь принятия Уилмотского провизория. [72]

В течение четырех лет между 1846 и 1850 годами предложение о продлении Миссурийского компромисса получило широкую поддержку со стороны влиятельных лиц. Администрация поддержала его: Полк, как лидер партии, призвал демократов в Конгрессе поддержать его; а государственный секретарь Джеймс Бьюкенен сделал его своим главным вопросом в борьбе за демократическую номинацию в 1848 году. В Конгрессе южные демократы, хотя и сомневались в его конституционности, неоднократно голосовали за его применение в качестве основы для урегулирования, а Стивен А. Дуглас, впоследствии поборник народного суверенитета, стал его спонсором в Сенате. В июле 1848 года линия 36°30? почти стала основой компромисса, предложенного Джоном М. Клейтоном из Делавэра, который поддержали все силы примирения. Многим представителям обеих партий и обеих секций Миссурийский компромисс казался лучшей надеждой на мирное урегулирование. [73]