В этих условиях многие прорабовладельческие демократы обрушили на Уокера мощный шквал атак от одного конца Юга до другого. Газеты в Ричмонде, Новом Орлеане, Виксбурге, Джексоне и других городах обрушились на него. К нападкам присоединились такие лидеры партии, как Джефферсон Дэвис, Альберт Г. Браун и Роберт Тумбс. Демократические съезды штатов Джорджия и Миссисипи торжественно приняли резолюции осуждения. [530]

Таким образом, уже через несколько недель после своего прибытия в Канзас Уокер оказался в серьёзной беде. Как ни стремился он склонить всех демократов к соглашению о конституции свободного штата Канзас, ему не удалось предотвратить избрание прорабовладельческого съезда. Желая поддержать принцип народного суверенитета, он сам нарушил его своими открытыми заверениями о свободном штате. Он надеялся получить широкую поддержку, убедив голосовать свободных сторонников и объединив прорабовладельческих и антирабовладельческих демократов, но ему не удалось привлечь на свою сторону свободных сторонников, в то же время он так сильно разозлил прорабовладельческую группу, что её лидеры публично порвали с ним.

В этих обстоятельствах между Уокером и администрацией, естественно, возникло напряжение. Бьюкенен, должно быть, был разочарован результатами, и у него были конкретные причины возражать против двух событий: во-первых, отказа Уокера от любой претензии на беспристрастность в вопросе о том, должен ли Канзас быть свободным или рабовладельческим; во-вторых, все более настойчивого требования Уокера, чтобы избиратели Канзаса имели возможность не просто выбирать между пунктом о рабстве и пунктом о нерабстве в предлагаемой конституции, но чтобы у них была возможность принять или отвергнуть конституцию в целом. Это различие впоследствии стало настолько противоречивым, что историки склонны считать его проблемой с самого начала, однако факты свидетельствуют об обратном. Например, 12 июля Бьюкенен заверил Уокера: «По вопросу представления конституции добросовестным поселенцам Канзаса я готов стоять или падать». [531] Уокер, в свою очередь, как и с самого начала, опасался поддержки администрации. Он знал о судьбе Гири и других своих предшественников на посту губернатора Канзаса; он знал о проюжных пристрастиях Бьюкенена; его беспокоила растущая критика со стороны южных демократов; и когда Бьюкенен назначил его на должность судьи в Канзасе, не посоветовавшись с ним, он был встревожен последствиями. [532]

Генри С. Фут, который очень активно работал на Юге в поддержку Уокера, позже утверждал, что Бьюкенен сдался под давлением южан и в июле 1857 года выступил против губернатора. Многие историки согласились с тем, что так оно и было на самом деле. [533] Но на самом деле Бьюкенен, похоже, энергично поддерживал Уокера. В своём июльском письме, посвященном «стойкости или падению», президент похвалил Уокера за попытку «создать великую демократическую партию в Канзасе», независимо от того, выступала ли она за или против рабства, заверил его, что «строгости конвенций Джорджии и Миссисипи» пройдут, и открыл ему перспективу «триумфального возвращения» из его «трудной, важной и ответственной миссии». В октябре позиция Бьюкенена, очевидно, не изменилась, поскольку он писал: «Я рад… что съезд в Канзасе представит Конституцию народу… Я думаю, что теперь мы можем с уверенностью ожидать счастливого завершения всех трудностей… Я убежден, что с каждым днём общественность все больше и больше настроена на то, чтобы отдать вам справедливость». Сам Уокер три года спустя заявил, что, по его мнению, Бьюкенен был невиновен в каких-либо планах по его подрыву. [534]

Бьюкенен действительно поддерживал Уокера лучше, чем Пирс поддерживал Ридера, Шеннона или Гири. Но если сам президент поддерживал своего ставленника в Канзасе, то кабинет стал очень недоволен, и, как показали события, Бьюкенен не всегда мог контролировать свой кабинет. С самого начала четверо южан — Хауэлл Кобб из Джорджии в Казначействе, Джон Б. Флойд из Вирджинии в Военном министерстве, Аарон В. Браун из Теннесси в качестве генерального почтмейстера и Джейкоб Томпсон из Миссисипи, министр внутренних дел — имели основания возражать против широко разрекламированного союза Уокера со сторонниками свободных государств. Но на самом деле Кобб поддерживал Уокера твёрдо, хотя и с некоторыми сомнениями, [535] и северные члены кабинета были так же нетерпимы к нему, как и южане. Это проявилось в июле, когда, когда Бьюкенен уехал в отпуск, кабинету пришлось рассматривать просьбу Уокера о предоставлении двух тысяч солдат. Жители антирабовладельческой общины Лоуренса создали муниципальное правительство без согласия Уокера. В ответ он расценил это как вызов своей власти, издал воинственную прокламацию, направил в город драгун и обратился к администрации с просьбой о предоставлении солдат. [536] Советники Бьюкенена сочли реакцию Уокера чрезмерной и категорически отклонили его просьбу. По словам Флойда, они считали, что Уокер надеялся переложить вину за свою неудачу на других. Льюис Касс, который, будучи государственным секретарем, вероятно, председательствовал в отсутствие Бьюкенена, сообщил президенту: «Нам не нравится письмо губернатора Уокера. Мы все опасаемся, что губернатор Уокер пытается сделать запись на будущее». [537]

Что бы ни думали члены кабинета, никто из них ничего не предпринимал до начала октября. К тому времени съезд в Лекомптоне уже собрался 7–11 сентября, но решил не продолжать заседание, поскольку предстояли ещё одни из частых выборов в Канзасе. Избрав в июне конституционный конвент, избиратели должны были в октябре избрать новый законодательный орган территории. Не сумев убедить вольноотпущенников проголосовать на июньских выборах, Уокер был занят тем, что пытался убедить их принять участие в октябрьских. Поэтому съезд прервался до 19 октября, чтобы посмотреть, что произойдет. [538] Так обстояли дела, когда 1 октября министр внутренних дел Томпсон направил в Лекомптон клерка Земельного управления Генри Л. Мартина. Официально Мартину было поручено изучить земельные документы в подвале здания, где должен был собраться съезд Лекомптона, но никто не отрицал, что важная часть его миссии была политической. [539]

Почему он был послан и действовал ли Томпсон в интересах администрации, отправляя его, вероятно, останется предметом споров до тех пор, пока эти события будут кому-то интересны. Но кажется вполне определенным, что миссия не была дружественной Уокеру, поскольку Томпсон был его давним личным врагом. В 1845 году Уокер намеренно воздержался от передачи Томпсону тайно подготовленной губернатором Миссисипи комиссии, которая должна была сделать Томпсона сенатором Соединенных Штатов; Томпсон был сторонником Уокера, но Уокер хотел, чтобы вместо него в сенат был назначен кто-то другой. [540] И вот теперь, двенадцать лет спустя, агент Томпсона появился в Лекомп-тоне, как раз во время съезда, с видом специального посланника администрации. Более того, его приезд пришёлся на то самое время, когда октябрьские выборы разрушили все оставшиеся связи между Уокером и прорабовладельческой партией.

В этих выборах наконец-то решили принять участие свободные люди, и борьба была очень напряженной. Однако, когда голоса были возвращены, они показали прорабовладельческое большинство за новый законодательный орган, но это большинство было получено в основном благодаря удивительному подсчету 1628 и 1200 голосов в двух местах, Оксфорде в округе Джонсон и трех участках в округе Макги. Уолкер изучил эти результаты и обнаружил ещё одну из «избирательных нелепостей» Канзаса. В Макги было около двадцати избирателей, но выборы вообще не проводились; в Оксфорде, где было шесть домов, на самом деле было подано менее тридцати голосов, но 1601 имя, все в одной руке и все на одном огромном рулоне бумаги, было скопировано в список для голосования в последовательном порядке из справочника Уильямса в Цинциннати. Секретарь Касс уже предупредил Уокера, что у него нет законных полномочий пересматривать результаты выборов — это дело судов. Но это было уже слишком. Проигнорировав юридический момент, губернатор императивно отбросил результаты выборов в этих округах. В результате силы свободного штата получили большинство. Впервые признанный законодательный орган Канзаса оказался в руках антирабовладельческой фракции. [541]

Смелый ответ Уокера на это удивительное мошенничество показал, что он не утратил способности к решительным действиям. Однако факты свидетельствуют о том, что к этому времени ему уже надоело все это дело с Канзасом. Он отправился на эту территорию, возлагая большие надежды на то, что ему удастся добиться мастерского урегулирования и вернуться триумфальным проконсулом, возможно, для того, чтобы выставить свою кандидатуру на президентский пост. Вместо этого он обнаружил, что свободные жители отказываются сотрудничать, а фракция сторонников рабства преследует его всеми возможными способами; он нигде не приблизился к своей цели — конституции, которая успокоила бы Канзас и положила начало демократическому Pax Romana; и он стал мишенью для шквалов критики с Юга. Он был недоволен поддержкой, которую получал от администрации. Кроме того, в августе с неожиданной яростью разразилась Паника 1857 года, поставившая под угрозу его спекулятивные инвестиции, что потребовало его присутствия на Востоке. Канзас оказался унылым, сырым, негостеприимным местом, и его здоровье страдало. Возможно, члены кабинета были правы, считая, что Уокер осознал свою несостоятельность и искал выход из положения, поскольку 10 октября, за девять дней до того, как съезд в Лекомптоне должен был собраться вновь, он попросил тридцатидневный отпуск — именно в тот момент, когда его присутствие могло быть наиболее критичным. [542] Его отношения с прорабовладельческой партией к этому времени были настолько плохими, что он, возможно, решил, что дела пойдут лучше, если он будет отсутствовать, поэтому он покинул Лекомптон и отправился к другу в Ливенуорт, расположенный в сорока милях от него. К ноябрю он узнал от Бьюкенена, что может взять просимый отпуск после окончания съезда. Съезд закончился 8 ноября, и через девять дней он покинул Канзас, чтобы больше никогда не вернуться. [543]