Шрифт:
— Останется у меня. Каждое утро — менять повязки, чистить. Через три дня будет ясно.
— Да хоть три недели! — выдохнул один. — Ты, говорят, и от медведя спас…
Я только махнул рукой.
Когда они ушли, я снова открыл тетрадь.
Рядом дремал старик. За стенкой дышала тяжело новая пациентка. А у меня дрожали пальцы не от страха, а от усталости.
«День 38.
Пациент № 2 из Мартыново — стабилен.
Новый случай — женщина, абсцесс.
Оказана помощь.
Оставлена на лечении.
Слух пошёл дальше.
Деревня — живая.
Я — не один».
Я положил ручку и впервые за долгое время почувствовал, что я — не просто выживший. Я стал нужным.
Глава 10
Изба, что когда-то казалась мне тесной, теперь стала напоминать полевой госпиталь. Один у печки, вторая у стены, у двери — мешки с травами, на полке — флаконы с настойками. И всё это — под мою ответственность. И мою тишину. Потому что с утра я не проронил ни слова.
Ваня пришёл сам. Без стука. Принёс сушёный тысячелистник и лопоухую ухмылку.
— Они оба спят, — сказал он, заглянув в избу. — Женщина даже не стонет.
— Значит, температура упала, — кивнул я.
Он поставил мешок, помыл руки, сам взял бинты. Уже не спрашивал. Просто начал готовить перевязочный стол.
Стук в дверь был вежливым. Почти робким. Я открыл — и чуть не упал. На пороге стоял незнакомый человек в холщёвой рубахе и при нём… писарь. С настоящей дощечкой, с воском.
— Мы от боярина. Велено взглянуть, кто тут людей из мертвецов тянет.
Я молча кивнул и пригласил их внутрь. Посланник оглядел избу, понюхал воздух, посмотрел на полки с банками, на лежащих пациентов.
— Не знахарь, — тихо сказал он писарю. — Чисто. Без икон, без курений. Пахнет травой и… странно.
— Это календула со спиртом, — пояснил я. — И зверобой. Лечу, чем могу.
Писарь всё это время строчил углём по дощечке. Посланник подошёл ближе к женщине, которая лежала у стены. Осторожно тронул её лоб.
— Горячая?
— Уже нет, — ответил я. — Два дня назад вскрыл гнойник. Сейчас под присмотром.
Он кивнул. Медленно, задумчиво. Потом обернулся:
— Ты кто такой?
Я достал мешочек с документами, что когда-то был кошельком. Там — ничего ценного. Но среди обрывков бумаги — пропуск с работы, фото, бейдж. Я показал фото. Не потому что они поймут, а потому что скрывать смысла нет.
— Меня зовут Дмитрий. Я был фельдшером. Лечил людей и раньше. Только… не здесь.
Посланник долго смотрел, потом вдруг сказал:
— В Новгороде такого не было.
Я пожал плечами.
— Может, и к лучшему.
Он пошептался с писарем, потом коротко бросил:
— Ожидай. В ближайшие дни прибудет господин. Сам взглянет. А пока — продолжай. Боярину не нужны мёртвые крестьяне.
Они ушли так же тихо, как и пришли. А я сел у стола, посмотрел на тетрадь и записал:
«День 39.
Приход — посланник боярина.
Осмотр — без негатива.
Слух пошёл далеко.
Готовиться».
После ухода посланника в избе повисла тишина. Даже старик под печкой перестал посапывать — будто почуял, что происходят важные вещи. Я всё ещё сидел за столом, когда Ваня осторожно подсел рядом.
— Это правда… боярин про тебя узнал?
— Похоже на то.
— А если… если скажет — в Новгород поедешь?
Я усмехнулся.
— А кто тут тогда будет вместо меня?
Ваня замолчал. Потом, чуть слышно:
— Я.
Я посмотрел на него внимательно. Уже не тот робкий парнишка, что прятал глаза. За последнее время он вырос — не в рост, а в стойкость. В спокойствие.
— Ну что ж, раз ты это сказал — работать будем серьёзно.
Я достал пару полосок ткани и деревянную ложку.
— Представим, что у нас — перелом руки. Первая задача?
— Зафиксировать. До прихода помощи.
— Верно. А если помощи не будет?
— Тогда — шина. Или хотя бы доска. Привязать, чтоб не шаталась. Потом — холод. Если есть.
— А если рана открытая?
— Давящая повязка. Промыть, если не сильно течёт. Или… прижать, если кровь хлещет.
Я кивнул.
— Молодец. Теперь покажи на деле.
Он взял куклу, которую мы смастерили из тряпья и бересты, аккуратно наложил повязку, подвязал «руку» к дощечке. Движения ещё немного неловкие, но видно — учится.