Так я и поступила — и через некоторое время меня ждал успех. Избавлю любезного читателя от подробного описания моих похождений, которые растянулись на несколько часов и несколько раз чуть не закончились плачевно, когда я рисковала столкнуться с одной из матрон. Скажу лишь, что под самый рассвет и с огромным облегчением я отыскала нужный мне чердак: чистый, вымытый, отполированный чуть ли не до блеска. С туалетным столиком, зеркалом в полный рост и стульями.

И с внушительных размеров привидением, свисающим с балки под потолком.

Белым-пребелым. По его смутным очертаниям я поняла, что это свадебное платье в чехле, защищающем его от пыли,— огромное, с кружевным подолом, украшенным стразами, и со шлейфом футов на девять.

Рядом с ним висела изысканная фата, похожая на белое облако, тоже в стразах и несколько ярдов длиной.

Поблизости стояли необычные на вид белые туфельки, точнее — нечто вроде тапочек из тонкой кожи, симпатичной формы, но с высокой подошвой, как на обуви леди, которые хотят быть выше грязи и навоза на лондонских улицах. Пожалуй, даже еще выше. Такая подошва поднимала девушку над землей дюймов на десять. Ходить в подобных «туфельках» — это все равно что на ходулях.

Я не сразу поняла, как это хитро и коварно: они не только незаметно «связывали» невесту, чтобы она не сбежала, но и делали ее визуально старше и выше, и в своем дорогом наряде она должна была смотреться величественно и красиво.

Бедную девочку, которая только и хотела что читать, рисовать, свободно размышлять и дарить миру добро, отдавали на растерзание виконтессе Отелии и баронессе Акилле до конца жизни!

— Гарпии, — пробормотала я. — Пиявки. Нельзя им этого позволить.

Я должна спасти невезучую леди Сесилию.

Но сперва — найти укрытие, в котором буду дожидаться своего часа.

Эта задача, которая до этого почти не занимала мои мысли, на поверку оказалась самой трудной. Я потушила свечу и, когда она остыла, положила ее в карман. Казалось бы, высокой и худощавой девушке спрятаться несложно, да и в слабом розовом свете, льющемся в мансардные окна, я не бросалась в глаза — но на полупустом чердаке не было ни одного укрытия. Ни дивана, за который можно было бы залезть, ни гардероба или другой объемной мебели, ни плотных штор, ни даже скатерти на столе.

И ровно в ту минуту, когда я стояла на виду посреди комнаты и гадала, как быть, на лестнице послышались шаги.

Чтоб меня черти съели! Что же делать?!

Выход оставался лишь один, не самый приятный, который вызывал у меня те же смешанные чувства, что и надругательство над алтарными свечами и водой для крещения, а также сильное отвращение. Не знаю почему, ведь я люблю красивую одежду, а этот наряд был поистине великолепным — бальная юбка, пышные рукава, блестящий шелк и тонкое кружево. Все это я смогла рассмотреть в деталях, когда приподняла чехол. Однако обилие белого цвета казалось мне омерзительным. Я замерла в нерешительности, но шаги добрались уже почти до самой двери, и я, глубоко вдохнув и подобравшись, словно собираясь выйти из кабинки для купания в открытое море, нырнула под тяжелую юбку и, оказавшись буквально внутри платья, выпрямилась в полный рост. Ноги я поставила так, чтобы их скрывал усеянный стразами подол. Узелок с коричневым платьем и передником я утянула за собой. А потом замерла, надежно укрытая от посторонних глаз.

По крайней мере я на это надеялась.

Судя по гулу шагов, в комнату вошли сразу несколько человек. Прозвучал глухой удар, а за ним — холодный властный голос:

— Хорошо, Дженкинс, полагаю, здесь она не сумеет ничего учинить. Можете вынуть кляп.

Эти гарпии, эти ведьмы, нет, тут нужно словечко посильнее — эти мегеры засунули ей в рот кляп?! Мне захотелось немедленно хоть одним глазком взглянуть на леди Сесилию, проверить, как она держится, и я выглянула в разрез для застежки на талии, но через него было мало что видно. Только некоторые детали.

Непропорциональные ягодицы, затянутые в лавандовую и кремовую ткани, явно принадлежащие виконтессе Отелии.

Очень похожий силуэт, одетый в так же богато разукрашенный сизый шелк, — очаровательная Акилла.

Простая юбка в цветочек и белые ленты кружевного фартука — горничная в утреннем платье.

Все три вошедшие смотрели на четвертую, которая плюхнулась на стул в дальнем углу — как можно дальше от платья, моего тайного укрытия. Я успела разглядеть только желто-зеленое пятно; вероятно, они надели на Сесилию ту же кошмарную юбку-колокол, в которой я видела ее в Общественной дамской комнате.

В этот момент я ощутила одновременно и жалость, и ликование: моя милая левша все же была куда более непокорной, чем думал Шерлок Холмс. Она не переставала сопротивляться своим поработительницам.

Акилла (вся в рюшах, оборках, дорогих тканях, кружеве, жемчугах, завитках, лентах и драгоценностях) продолжила:

— Приглядывайте за ней, Дженкинс. Нам надо заняться цветами для алтаря. Что до тебя, — обратилась она к желто-зеленой бунтарке, — сделай лицо попроще, а то к туфлям добавятся и другие путы и ужина тебе не предложат: будешь смотреть, как мы наслаждаемся твоим свадебным пиром. Идем, Отелия. Мы скоро вернемся. — Последние слова она бросила горничной через плечо, и обе дамы, шурша шелковыми юбками, вышли из комнаты.