Подъездная дорога слегка спускалась, и двухэтажный дом попал в луч моих фар. Внутри не горел свет, снаружи не было машин.

Подъездная дорога вела к деревянному гаражу, в котором достаточно места для трех автомобилей.

Оба здания были построены из дерева и окрашены в темно-красный цвет с белыми оконными рамами. Они вполне уместно смотрелись бы на Юконе во времена Золотой лихорадки.

Я въехал в гараж. Огромная поленница дров занимала всю заднюю стену. Дверь слева вела на другую сторону дома, к озеру.

Я заглушил двигатель, и впервые за несколько часов наступила почти полная тишина. Ни выстрелов, ни криков, ни сирен, ни вертолётов, ни автомобильных печей, только тихое шипение и хрип, когда финская полиция переговаривалась на сканере своими финскими полицейскими словами. Мне совсем не хотелось двигаться.

Вход находился в торце главного здания, а ключ был спрятан в поленнице – очень оригинально. Я вошёл внутрь и ощутил чудесное тепло. Обогреватели работали от электричества, и мы оставили их включенными. Трудоёмкий камин с дровами предназначался для отдыхающих; к тому же дым из трубы выдал бы наше присутствие.

Я выключила свет и пошла к машине за Валентином.

Утешитель сохранил ему жизнь, но лишь на мгновение. После двух часов в багажнике он дрожал от холода.

«Ладно, давай, поднимайся, поднимайся». Я перекинул его ноги через выступ и вытащил за бронежилет. Он мало что мог сделать, держа руки за спиной, но, похоже, больше всего его волновало, как бы мяч не упал ему в рот и не задушил. Справедливо; поэтому я и использовал это.

Я провел его внутрь, когда его ноги начали приходить в себя, и усадил на старый зелёный велюровый диван рядом с радиатором. Интерьер был практичным: только голые деревянные полы и стены, а первый этаж представлял собой одно большое открытое пространство. Напротив двери стоял каменный камин, а три деревянные колонны, каждая около фута в диаметре, равномерно расположенные, поддерживали пол наверху. Большая часть мебели, за исключением дивана, была сделана из массивной сосны, и в комнате пахло как на лесном складе.

Я с силой дернул за скотч на лице Валентина. Он поморщился, когда клей прихватил с собой волосы на шее и бровях. Его кожа была холодной, цвета дохлой трески.

Он выплюнул шарик, кашляя и отплевываясь. Я был типичным британцем за границей: если сомневаешься, просто говори на своём языке и кричи. «Стой там». Я указал на радиатор, хотя он и не собирался никуда бежать, закутанный в пластик. «Сейчас согреешься».

Он поднял взгляд и кивнул. Под карнизом засвистел порыв ветра. Я ожидал, что Винсент Прайс появится с минуты на минуту.

Я вернулся к машине, достал сканер и положил его на кухонный стол. Примерно каждые пятнадцать секунд в сети появлялся какой-то трафик, но без какой-либо заметной тревоги, как это было бы, если бы они засылали вертолёты. Не было и медленного, размеренного шёпота, так что, надеюсь, они не пытались подкрасться ко мне незаметно. Может быть, кто знает?

Следующей задачей было сварить кофе. Кухонная столешница тянулась вдоль стены позади меня. Я подошёл и проверил, есть ли в чайнике вода.

Стоя и ожидая, пока вода закипит, я наблюдал, как Вэл дрожит. Он сидел так близко к обогревателю, что можно было подумать, что он забеременеет. Судя по морщинам на лице, жизнь у него была нелёгкая. Но он сохранил славянскую красоту: широкие скулы, зелёные глаза и тёмно-каштановые волосы, седина на висках придавала ему довольно внушительный вид для капюшона.

Надо отдать ему должное, парень преуспел: мальчишки, пансионаты, лучшие отели и красавица-любовница. Я завидовал: моё будущее выглядело так же, как и прошлое.

Вода закипела, когда я открыла упаковку крекеров на столешнице. Я откусила один и вылила содержимое чайника на молотые зерна в кофеварке.

Вэл, поджав колени, пытался всем телом накинуть пальто. Его лицо начало приобретать румянец, а глаза не отрывались от каждого моего движения.

Экипировка команды была сложена в сумки слева от главного входа.

Мы с Сергеем планировали вернуться сюда после доставки денег в Санкт-Петербург: я – чтобы поехать в Швецию, а оттуда, на пароме, в Германию; он – чтобы навести порядок. Я схватил холщовую дорожную сумку и бросил её на стол. Убрав пистолет в кобуру, я полез в неё за новыми полосками пластика, сложив три переплетённые полоски в одну длинную. Обойдя стол, я схватил Вэла за плечи, затем подтащил его к центральной колонне и прижал к ней задом. Я прижал его правую руку к опоре пластиком, затем, используя Leatherman, перерезал исходные полоски пластика, чтобы освободить левую руку. Он никуда не денется, если только не применит метод Самсона и не заберёт колонну с собой.

Вернувшись к другой стороне стола, я опустил поршень кофеварки и наполнил две большие кружки дымящимся кофе. Я бросил в каждую по горсти кусочков сахара и размешал их ножом.

Я не знал, как он это воспринял, но сомневался, что он станет жаловаться.

Я обычно не употребляю сахар, но сегодня было исключение.

Я подошёл к нему и поставил кружку на пол. Он коротко кивнул мне в знак благодарности. Я не мог ему этого сказать, но я знал, каково это – развлекать всех троих мальчиков мистера и миссис Смерть – мокрых, замёрзших и голодных, – и никому бы такого не пожелал. В любом случае, моя задача была сохранить ему жизнь, а не усугублять его страдания.