Шрифт:
– Почему бы тебе не начать готовиться прямо сейчас и…
– Кажется, мы отклонились от темы, – вмешался Трумэн. – Лэндон, что тебе известно о пожаре у Паркеров?
Килпатрик откинулась на спинку стула и прикусила язык: ей очень хотелось прочесть Хечту лекцию.
– Ничего.
Вранье.
– Помнишь, что делал в прошлую среду? – Мерси интересовало, что он расскажет про пожар, который тушил Бен Кули. И про убийство Джошуа Пенса.
Лэндон задумался.
– Обычно по средам мы ходим в боулинг…
– И на прошлой неделе тоже?
– Да. Точно, я вспомнил. Я там всех раздавил, – к нему вернулась самоуверенность.
– До которого часа ты играл? Что делал потом?
– Закончили к одиннадцати. Потом я пошел домой. – Парень перевел выжидающий взгляд с Мерси на Трумэна.
– Дома кто-нибудь был?
– Моя мать. – Хечт нахмурился. – А почему вы расспрашиваете о той ночи? Тогда ничего особенного не… – Тут его глаза округлились. – Тогда нашли того парня с перерезанной шеей! – Он резко выпрямился: – Я ни при чем! Не я один устраиваю пожары!
У Трумэна вспотели ладони.
Мерси грамотно допрашивала Лэндона Хечта, перескакивая с одной темы на другую, подзуживая его самолюбие и побуждая рассказывать дальше.
Но все резко изменилось, когда парень понял: его подозревают как зачинщика пожара, на котором погиб Джошуа Пенс.
Трумэн осторожно вытер ладони о джинсы.
Я надеялся на другую реакцию.
Шеф полиции неплохо разбирался в людях и видел, что Лэндон Хечт – ленивый и самодовольный врун и идиот. Но он не врал, что не причастен к тому пожару.
– Ты только что признался в поджоге мусора и автомобиля. Плюс сегодняшний поджог, – спокойно подытожила Мерси. – А на пожаре в прошлую среду тебя не было? Странно.
– Меня там не было! – Лэндон приподнялся, опершись руками на стол. В его голосе слышался страх. – Может, я и участвовал в других поджогах, но я никого не убивал!
Мерси молчала.
– Не убивал!
– Сядь, – приказал Трумэн. – Мы слышим.
– Ты знаешь Джошуа Пенса? – продолжила допрос Килпатрик.
Дейли уловил, что ее тон едва заметно изменился: она поверила Лэндону.
Мы идем по ложному следу?
– Нет. Я не слышал о нем, пока в новостях не сказали о его убийстве… – Парень вытер пот с верхней губы. Меньше чем за пятнадцать секунд он растерял все свое хладнокровие, начал неловко ерзать, вспотел. Его взгляд метался между Мерси и Трумэном. – И я не устраивал тот пожар, на котором застрелили шерифов! Я никого не убивал!
– Но ты теперь поджигатель-рецидивист, – заметила Мерси. – Только что признался, что устроил несколько поджогов. И что отлично стреляешь. Ты ведь знаешь, что шерифов застрелили с большого расстояния?
– Это не я!
Казалось, Лэндона вот-вот вырвет.
Трумэн схватил стоящее в углу мусорное ведро и поставил возле стула Хечта. Молодой человек посмотрел с благодарностью и с трудом сглотнул; его кадык дернулся. Трумэн чувствовал, как от него разит.
– В таком случае, где ты находился во время убийства шерифов? – Мерси подчеркнула слово «убийство».
– Я не знаю, – взгляд Лэндона метался по комнате. – Но там меня не было. Одну минуту, сейчас вспомню…
Дейли почувствовал слабый укол сочувствия в сердце. Очень слабый.
Он все еще представляет угрозу.
Шеф полиции не верил, что Лэндон – убийца, но молодой человек нарушил сразу несколько законов и заслужил хороший пинок под зад. Жалко, что Трумэн не видел выражение лица Мерси, от которого Хечт вертелся, словно беспокойный карапуз.
– Не хочешь еще раз рассказать, кто был с тобой в ту ночь, когда ты поджег мусор Клайда Дженкинса? – спросил Трумэн. Он видел, как плечи Мерси напряглись, а лицо Лэндона стало таким же хитрым, когда он заявил, что там была Кейли.
Парень отвернулся.
– Я и Джейсон. И какая-то девушка, которую Джейсон пытался охмурить – не помню, как ее зовут… Пускай он сам скажет.
– А почему ты говорил, что там был кто-то еще? – продолжал шеф полиции.
Лицо Лэндона стало ребячески-кислым. Он промолчал.
– Ты решил, что Кейд и Кейли той ночью в карьере позвонили мне, да? Пытаешься втянуть невинных людей в неприятности! – Трумэн кипел.
Лэндон смотрел куда угодно, только не на шефа полиции.
– Это соседи сообщили о стрельбе в карьере, – сказал Дейли. – Вот и всё. Постарайся говорить только правду, ладно? По крайней мере, сейчас.