II вездв они нееутъ благородную и святую идею «грвха (я плачу), безъ которой нвтъ религш, а человечество было бы разбито (праведнымъ небомъ), если бы огь жидовъ не научилось трепетать и молить о себв за грвхъ. Они. Они. Они. Они утерли сопли пресловутому европейскому человечеству и всунули ему въ руки молптвенникъ: «на, болвапъ, помолись». Дали псалмы. И Чудная Двла — нзъ евреекъ. Что бы мы были, какая дичь въ Европв, ес-лп-бы не евреп. Но они пронесли печальный песни черезъ насъ, смотрвли (всегда грустными глазами) на насъ. II разъ я па пароход* слышалъ (и плакалъ): «Купи на 15 коп. уксусной кислоты — я выпью и умру. Потому что онъ измвнилъ мне». Шла жидовка лвтъ 14-ти, и 12- лвттй братъ ея игралъ на скрилкв. И жидовка ;_была серьезна... О, серьезна... Я (въ душв) плакалъ. И думалъ: «какъ честно; они вырабатываютъ пятаками за провздъ, когда у насъ бвдные вдутъ фуксами, т. е. какъ нибудь на казенный счетъ, .или подъ лавкою, и вообще — на даровщинку.

II вотъ они пвлп, какъ и Деворра, не хуже. Почему хуже? Какъ «На рвкахъ вавйлонскихъ»: — «О, мы разобьемъ двтей твоихъ о камень, дщерь вавилонская». Это — Нахамкисъ. Нахамкпсъ кривить: «Зачвмъ же лишили его права быть Стекловымъ», «благо-роднымъ русскимъ гражданиномъ Стекловымъ», и также сталъ «ругать звврски Михаила Алексанровича», какъ Гудеянки хотели (вВль только хотгьм) «разбивать вавйлонскихъ двтей о камня» (вавилонский жаргопъ).

Это — гнввъ, ярость: но оттого-то они п живутъ и не могутъ и не хотятъ умереть, что — горячи.

И будь, жидъ, горячъ. О, какъ Розановъ — и не засыпай, и не холодвй авчно. Если ты задремлешь — М1ръ умретъ. ТШръ живъ и далее не соненъ, пока еврей «все однимъ глазкомъ смотрнтъ на м!ръ». — «А почемъ нынче овесъ?» — И торгуй, еврей, торгуй,

? — только не обижай русскихъ. О, не обижай, миленькШ. Ты талан-тлпвъ, даже гешалепъ въ торговлв (связь ввковъ, связь съ Финишей). Припусти насъ, сперва припусти къ «Торговлв аптекарскими товарами», къ аптекамъ, научи «синдикатами и вообще вв°дп

? въ свое двло ну хоть пзъ 7 - 8 %. а себв — 100, и русские должны съ этимъ примириться, потому что ввдь не они пзобпвтатели. Подай еврею, подай еврею, — онъ творецъ, сотворилъ. Но поюмъ подай п русскому, Господи: онъ нищъ.

О, довольно этой «нищенской сумы», этого хриейанскагс ни-•?•щенетва, изъ котораго ввдь выглядываютъ завидугаде глазки. Но оставпмъ. II вернемся къ печальнымъ пвенямъ Израиля.

И вотъ онъ играетъ, мальчишка, а дввченка поетъ. Какъ я слу-шплъ эту пвешо безумную на Волгв. II дт.ти мои слушали. И они

? почти плакали. Впечатлительны всв. «Ввдь у васъ былъ Сампсонъ, евреи?» Моргаетъ. — «Помните, Самсонъ и Далила?» — «Какъ

они сражались съ филистимлянами?» — «Сражались, о, о...» «Ну?» — «Теперь одна ст%на плача; Римляне разорили все»..-

И они трясут кулаками по направлешю Рима. «У...У...У...». Но, еврей, утешься: давно прошли лепоны Рима; отъ Рима «того самаго», осталось еще меньше, нежели осталось отъ 1ерусалима; оиъ еще гораздо глубже погребешь. А вы все еще спрашиваете у лвниваго хохла: «А всетакп почемъ же пшено?»

Русское въ странномъ оболыценш утверждали, что они, «и восточный и западный народъ» — соедипяютъ и Европу и Азгю въ себв, не замъчая вовсе того, что екоръе они не западный, п не восточный народъ, ибо что же онп принесли Азш, и какую роль сыграли въ Европ-в? На востокъ онп ободрали и споили Бурятъ, черемисовъ, киргизъ-кайсаковъ, ободрали Армешю и Грозно, запре-тивъ даже (самъ слушалъ обвдню) слушать свою православную объдню по грузински. 0,о,о... Самъ слушалъ, самъ слушалъ в Тиф-лиев. Въ Европъ явились какъ Герценъ и Бакунинъ и «внесли со-щализмъ», котораго «вотъ именно не хватало Европъ»- Между Европой и Аз1ей мы явились именно «межеумками», т. е. именно нигилистами, не понимая ни Европы ни Азш. Только пьянство, муть и грязь внесли. Это, действительно, внесли». Страховъ мнт, гово-рилъ съ печалью и отчасти съ восхищешемъ: «Европейцы, впдя во множеств* у себя русекпхъ ту-ристовъ, поражаются талантливостью русскихъ и утонченнымъ пхъ развратомъ». Вотъ это — такъ. Но принесли ли мы семью? добрыя начала нравовъ? трудоспособность? Ни-ни-ни. Теперь, Господи, какъ страшно сказать... То1да, какъ мы «и не восточный и не западный пародъ», а просто ерунда. — ерунда съ художествомъ, — евреи являются на самомъ двлъ не только первенствуншщмъ народомъ Азш, давшпмъ уже не «кое-что», а •" весь свътъ Азш, весь смыслъ ея, но они гигантскими уеи.пями, неутомимой деятельностью, становятся мало-по-малу и первымъ ] ародомъ Европы. Вотъ! Вотъ! Вотъ! Этого-то и не сказалъ никто о нихъ, т. е. «о соединительной ихъ роли между Востокомъ и Запа-1 домъ, Европою и Аз1ею». И — пусть. О, пусть... Это — да, да, да.

Посмотрите, встрепенитесь, опомнитесь: несмотря на побои, какъ они часто любятъ русскихъ и жалъютъ ихъ пороки, и никогда «по Гоголевски» не издвваются надъ ними. Надъ порокомъ нельзя смеяться, это — преступно, звърекп. И своею н нравственною, и культурною душою, они никогда этого не дълаютъ. Я за всю жизнь никогда не видгьлъ еврея, поемпявшагося надо пьянымъ или надъ лп>-пивымъ русскимъ. Это что-нибудь значить среди оглушительнаго хохота самихъ русскихъ надъ своими пороками. Среди нашихъ оча-ровательныхъ: «Фонъ-Визинъ, Грибоъдовъ, Гоголь, Щедрппъ, Ост-ровешй». А вотъ слова, который я елышалъ: «Послушайте, какъ вы смотрите на русскаго священника?» — «При невхъ его недо-статкахъ, я всетаки люблю его». — «Люблю? Это - - мало: можно ли не чтишь его: опъ получасть корку хлъба, т. е. сельешй свя-щенпикъ, а сколько труда, сколько труда опъ несеть». . ,: >то доктор*

АПОКАЛИПСИС НАШЕГО ВРЕМЕНИ

Розенблюмъ, въ Луг*, въ 1910 г- Я думала, онъ нъмецъ. Разепро-^пдъ — еврей. Когда разбиралось дело Данченко («Де-Ласси и Ланченко»), пришлось при экспертизе опросить какого-то врача -еврея, и онъ сказалъ серьезно: «Я вообще привыкъ думать, что русскы1 врачъ есть достойное и нравственное .ним». Я такъ былъ лораженъ обобщенностью вывода и твердостью тона. И за всю жизнь я былъ поражаемъ, что не смотря на побои («погромы») взлядъ евреевъ на русскихъ, на душу русскую, на самый даже несносный характеръ русскихъ — уважителенъ, серьезенъ. Я долго (мнопе годы) прпппсывалъ это тому, что «евреи хотятъ еще больше развратиться русскпмъ»: но покоряётъ дъло истине своей, п я въ конце концовъ вижу, что ото — не такъ. Что стояло безумное оклеветаше въ душе моей, а на самомъ дълъ евреи уважительно, любяще и трогательно относятся къ русскимъ, даже со стран-нымъ противъ европейцевъ иредпочтетемъ. И на это есть причина: среди «свинства» русскихъ, есть правда одно дорогое качество — ?интимность, задушевность. Евреи — тоже. И вотъ этого чертою они ужасно связываются съ русскими. Только русскШ есть пьяный задушевный человъкъ, а еврей есть трезвый задушевный человъкъ.