ел не отвергал). Конечно, есть еще и евреи, лишь «случай).о]

ые в еврействе, а по существу природные христиане. Для

них мыслим и естественен даже только индивидуальный переход.

— А гаяогичным образом надо понимать и чисто-культурный переход'

еврея от еврейской культуры к одной из хрнстаинских.

РОССИЯ И ЕВРЕИ

не находит свое, места ни в одном народе, и остается в пространстве между нациями, интернационалист. Он исповедует не национальные идеалы, которые кажутся ему ограниченными и частными, но идеалы «общечеловеческие», которые, впе своих национальных пндпвидуаций абстрактны, безжизненны и вредоносны. В политике он склоняется к идеям отвлеченного равенства и отвлеченной свободы, т. е. дедается демократом, к тому же, по отсутствию связи с конкретною и потому-всегда национальною действительностью и по свойству своего ума, р а-д н к а л ь н ы м демократом. В сфере проблем политико-социальных он превращается в социалиста, к тому же в наиболее бесстрашного по своей последовательности и наиболее систематического, т. е. в «и а у ч-н о г о» социалиста и в коммуниста. Только этим путем может оп сохранить остатки своего национального еврейского универсализма и свое й национальной универсалистической религии, хотя и не без существенного искажения того и другой; Нет ни малейших оснований понимать мою мысль так, будто ассимилирующийся еврей всегда и везд* 1 до конца осуществляет внутреннюю диалектику своей природы, будто он, например, обязательно делается явным и сознательным врагом всего национального. Он может допускать и признавать национальное, даже ревновать лаврам лорда Биконсфильда. Но, если он последователен, он приемлет национальное, как нечто вторичное, несущественное, как некоторую, может быть — и неизбежную, но не безусловно ценную акциденцию. Во всяком случае, ои склонен понимать национальное в отрыве от религии, подставляя на ее место расу или секуляризованную культуру, государственность или что нибудь подобное. Важно, что общечеловеческая культура предносится ему не как симфоническое единство частных и национальных культур. Ведь такое единство по необходимости иерархично и первое место в нем для всякого данного момента (да и вообще) должпо принадлежать какой нибудь одной национальной культуре. А легко ли еврею отречься от веры в вечное первенство культуры еврейской? Не. даром же даже разорвавшие с еврейским народом евреи с особенным вниманием относятся к успехам именно евреев, говорят, часто не без высокомерия, об одаренности еврейского народа, создают репутацию ученым, литераторам, художникам из евреев. В России приходилось за годы революции встречаться с такими фактами, что еврей-христианин, резко враждебный всякой революции и всякому социализму, не мог скрыть своего удовольствия при виде талантов и успехов еврея Троцкого. Говорю не в осуждение, тем более, что и сам считаю Троцкого человеком талантливым, авоб'яспение,ине считаю нужным скрывать Добросовестно и беспристрастно наблюдаемые мною факты.

йтакъ . ассимилирующийся еврей по существу своему иптернацнона-

Л. П. КАРСАВИН

листичен и абстрактен. В этом последняя связь его с еврейством, к о т о-рое само-то не интернационалистично н не абстрактно. Порвав эту связь, он теряет свою специфичность и растворяется в мире чуждой ему культуры, иногда — становится ее живою клеточкою. Именно чужеродностью ассимилирующегося еврея всякой органической н потому национальной культуре объясняется тот факт, что в ней евреям принадлежат лишь вторые и третьи места. Ни в философии (за исключением может быть Спинозы), ни в науке, пи в искусстве евреям руководящей роли не принадлежало. Это не свидетельство против одаренности еврейского народа, ибо из него выходили древние пророки, в его среде появилась Библия и его гений отразился в Каббале. Но еврей, как и человек всякой другой культуры, может создавать великое и оригинальное, только в сфере своей же культуры, а никак не в отрыве от нее.

Интернационализм и абстрактность существенно противоречат духу всякой живой органической культуры. Они возможны , как страшные призраки, только на почве ее разложения. Они должпы наталкиваться на сопротивление со стороны здоровых ее элементов тем более решительное, чем здоровее культура. (Прошу читателя не передергивать и не приписывать мне призывов к погромам). Да, ведь и сами ассимилирующиеся евреи должны быть после всего сказанного нами поняты, как продукты разлагающейся периферии еврейской культуры. (Говорю не «еврейской культуры», а «ее периферии», ибо самое еврейскую культуру считаю живою и органичною и умею ценить ее не менее, чем ценят ее ассимилирующиеся). Вот эта то вечная взаимная борьба, иногда глухая, иногда явная, между здоровыми элементами культуры и ассимилирующимися евреями и об'ясняет, почему такие евреи чувствуют себя всегда обижепнымн, угнетенными, почему они всегда насторожены и болезненно чувствительны, почему волнуются только услышав слово «еврей». Не легко вечно оставаться па вторых местах и еще чувствовать об'ективную, но часто конкретно неуловимую, враждебность к себе со стороны акциденций» общечеловеческой культуры. Тут и революционером сделаешься. А еврей ассимилирующийся и без того по самой природе своей — революционер Ибо он — враг органической национальной культуры, которая ему ме шает и его теснит, и естественный союзник разлагающих ее «революционных» процессов. Ибо он еще сохранил в себе пламенный,устремленный к последнему и абсолютному, ни перед чем не останавливающийся религиозный порыв еврейского народа, закованную в алмазные цепи тончайшей силлогистики расплавленную стихию. Принято об'яснять революционность рассматриваемого типа евреев внешними условиями: гонениями, ограничениями, погро-

РОССИЯ И ЕВРЕИ ОЯ

мами и т. д. Но вес это лишь следствия и внешние оказательства указываемого нами основного факта.

Начав с об'яснения, почему заглавие нашей статьи подозрительно для многих евреев, мы не об'яснили еще, почему оно подозрительно и для многих русских. Почему и пм употребление слова «еврей» часто кажется признаком антисемитизма»? почему и их оно, во всяком случае, настораживает? — Русский человек живет под ужасным гнетом впечатлений от активного, грубого и чревного антисемитизма, который нашел себе достаточно отвратительное выражение и в погромах, и в-кровавом навете», и в атмосфере мероприятий и в самих мероприятиях старого русского правительства. Правда, волна антисемитизма началась не в центре России, а б сфере, либо входившей в пределы католической Польши, либо католически-польскими влияниями обусловленной. Но это — плохое утешение, тем более, что любители сошлются на черту оседлости. Как бы то ни было, русский человек стеснен в свободе суждения, ибо он не в силах отделаться — и хорошо, что не в силах! — от чувства жгучего стыда за многое в нашем недавнем прошлом. Вместе с тем он более или менее смутно сознает, иногда даже в самом себе, враждебность его национальной русской стихии к еврею-космополиту и к тому же не думает, что не всякий еврей относится к этому типу. Он сознает далее второстепенное положение еврея (еврея-космополита) в развитии русской культуры, положение его, как «русского второго разряда». Чувство справедливости возмущается в нем, тем с большею силою, ч'вм меньше он осмысляет факт. Это чувство делает его беззащитным перед «еврейским общественным мнением» и неспособным правильно поставить и разрешить еврейский ? вопрос или, вернее, еврейские вопросы.

Проведем прежде всего некоторые различения, выше уже намеченные. Мы различаем: 1) религиозно-национальное и религиозно-культурное еврейство, еврейский народ, который составляет одно и единое культурно-религиозное целое, несмотря на то, что рассеян п разделен по разным культурам и народам и в пределах каждой или каждого из них образует или может образовывать частное и специфическое целое, и 2) периферию еврейства, которая, отрываясь от своего народа, своей религии и культуры, денационализируется и ассимилируется: а среди этой периферии —

а) евреев, совершенно ассимилированных тою либо иною национальною культурою и ставших живыми и органическими е е индивидуациями, и

б) евреев интернационалистов по существу и революционеров по природе.

\

Вот об этом последнем типе евреев (2 б) мы до сих пор н говорили. В отношениях' к нему один из источников соврем е н и о г о а н т и с е м п т и з м а, но признание того, что он существует, описание отличительных его черт и попытка раскрыть его внутреннюю диалектику, даже оценка его с точки зрения религиозных и культурных ценностей являются не антисемитизмом, а научно-философскими познавательными процессами. Научное познание не может быть запрещаемо и опорочиваемо на том основании, что приходит к выводамъ, для нервозных особ неприятным. Хотя это из всего сказанного и вполне ясно, я считаю нужным настоятельно указать, что, анализируя и оценивая указанный" говорю не о всех типах еврея, не о «еврее вообще» и не о всех евреях. Если оценка моя оказывается неблагоприятною и неприятною/ я столь же считаю себя врагом и хулителем евреев, сколь не считаю себя врагом я хулителем русских, когда осуждаю еврейские погромы и коммунистическую чека (конечно и — всякую чека и коммунизм: к сожалению, приемь демократической-полемики вынуждают к подобным стилистически существу излштшм оговоркам). Ведь нельзя же, в самом деле, счпт'ат всех евреев святыми, мудрыми и духовно здоровыми.

Еще одно замечание. — Говорю я об известном социальн о-п с и-х о л о г и ч е с к о м типе. Такой тип всегда есть некоторый идеальннй-сиптез реальных черт, выражающий и их самих и их реальную диалектическую связь, но эмпирически воплощающийся лишь в некоторых к нему приближениях. Таким образом тип никогда не находит себе вполне адекватного выражения в каком нибудь одном индивидууме; но одни индивидуумы более или менее ясно выражают его структуру и диалектику, другие ? дельные его черты. Кроме того, он сказывается и в общих, «коллективно-социальных» тенденциях развития. Эмпирически в одном и том же индивидууме часто происходит скрещение разных типов. И конечно, в жизни дан цель ряд неуловимых переходов от религиозного еврея, как живой индивидуаи еврейского народа, к еврею ассимилирующемуся и к еврею, переродившемус в живую индивйдуацию не-еврейской национальной культуры. Но это не -1 значит, что типа нет и что он не соответствует определенной социально- I психологической группе*).

Тип ассимилирующегося еврея определяется идеологнею абстрактно космополитизма или интернационализма, индивиду а-л и с т п ч е с к и м и тенденциями в сфере политических н социальных проблем (демократизмом, социализмом, коммунизмом), активностью,

*) Теоретическое обоснование этого см. в моей .Философии истории», Берлин 1923, а опыты исторического применения в моих исторических работах. '

направленною на абстрактные и предельные идеалы и не знающею границ, Т. е. утопизмом н революционностью , а потому нигилистическою разрушительностью. Все эти черты, характерные, и даже часто в указанпом сочетании характерные не только для еврея, у еврея специфически окрашены и и н д и в и д у л и з и р о в а н ы его про ш л ы м» — его происхождением и «промежуточностью». Ибо он уже не еврей, но еще и не не-еврен», а некое промежуточное существо, культурная амфибия», почему его одинаково обижает и то, когда его называют евреем, и то, когда его евреем не считают. (Прежде чем придираться к этой характеристике и победоносно отвергать отличие евреев интернационалистов и революционеров от интернационалистов и революционеров не -еврейского происхождения, советую читателю перечитать §1. а еще лучше —дочитать статью до конца). В религиозности своей (а он не всегда явно л сознательно религиозен) ассимилирующийся еврей у н и в е р-с а л и с т и ч е н, сродствуя католичеству, и материалистичен, в материализм искажая конкретность еврейской религии. Этот тип является врагом всякой национальной органической культуры ( в том числе и еврейской). Ему чужда и непонятна идея соборности, раскрываемая Православием, но укорененная в религиозном сознании еврейства («Израиль», КаЫ), Ж ее-то оп и искажает е идею абстрактного универсализма. Этот тип не опасен для здоровой культуры и в здоровой культуре не действенен. Но лишь только культура начинает заболевать или разлагаться, как он быстро просачивается в образующиеся трещины, сливается с продуктами ее распада и ферментами ее разложения, ускоряет темп процесса, специфически его окрашивает и становится уже реальною опасностью.