— Пахнет очень вкусно, — сказала я, и в то же мгновение раздался ещё один звонок.

Алексей вопросительно на меня посмотрел.

— Это ужин, для нас с вами, — улыбнулась я, еле удержавшись, от того, чтобы не расхохотаться, до того комичная ситуация вышла.

Как я и договаривалась с хозяйкой, к шести часам улыбчивый парнишка прикатил тележку с ужином. Я же не знала приедет ли Алексей голодный или нет, и на всякий случай заказала ещё еды, в дополнение к той, что мы заказывали на обед и на лёгкий ужин для Полины и Анны. Если хозяйка и удивилась такой прожорливости новых жильцов, то виду не подала.

Отправила всех, кто принёс ужин выгрузить всё в гостиной. Увидев, как красиво сервирует стол человек, пришедший с Алексеем, парнишку от хозяйки попросила просто оставить тележку.

— Вы как поужинаете, сударыня, вы тележечку выкатите, а я потом заберу, — улыбнулся он.

Разобравшись с едой, мы всё-таки сели ужинать. Вдвоём. На столе стояли свечи, окно в гостиной было большое, а вечер был светлым, и я подозревала, что и ночь не будет тёмной несмотря на то, что июль. Обстановка была романтическая и тому разговору, который я планировала, совсем не подходила, из-за чего я решила, что за ужином о золоте говорить не буду, а после ужина попрошу Алексея пройти в кабинет, где ему всё расскажу и покажу.

Когда я взглянула на сервированный стол, то глаза у меня разбежались.

— Алексей Сергеевич, это откуда же такая красота? — спросила я

— Из ресторана «Донон», — сообщил мне Порываев и в ответ на мой недоумевающий взгляд, удивился:

— Неужели вы не слышали про «Донон*»?

— Может и слышала, Алексей Сергеевич, но забыла, — честно сказала я.

Похоже, что Алексея удовлетворило моё объяснение, больше он не спрашивал, но зато рассказал, что ресторация одна из лучших в Петербурге, находится на набережной Мойки, блюда в основном французские.

(*«Донон» был известен как один из самых фешенебельных ресторанов дореволюционного Петербурга, основал его француз Жан-Батист Донон, перешедший со всей семьёй в русское подданство)

А в ответ на мой скептический взгляд, когда, открыв маленькую кастрюльку я обнаружила там совершенно не французский борщ, Алексей развёл руками и шутливо произнёс:

— Вот видите, как бедным французам тяжело, у них здесь даже «Гарбур» превращается в борщ.

(*Гарбур «Garbure» — это густой суп из мяса, фасоли и овощей)

Остальные блюда мне тоже сильно французскими не показались, но я больше не спрашивала. А вот напиток был точно французский, даже на этикетке было написано и, я позволила себе сделать глоточек лёгкого игристого.

Какой бы прекрасный ни был ужин, возможности желудка были ограничены, и на десерт, шикарную ромовую бабу, меня не хватило. Но я подумала, что ничего с ней не случится до завтра, и я съем её на завтрак.

Закончив с ужином, я встала, вслед за мной из-за стола поднялся и Алексей.

— Вы хотели поговорить, Фаина Андреевна, — произнёс он, таким тоном, что я чуть было не забыла про своё решение перенести разговор из романтического полумрака гостиной в кабинет. Создалось впечатление, что это не мой деловой партнёр, а огромный кот, на таких низких частотах прозвучала фраза, что у меня что-то внутри откликнулось на это.

— Пройдёмте в кабинет, — сказала я, — там будет удобнее.

Дело в том, что в кабинете было электрическое освещение, причём размер кабинета был небольшой, и света, который давала лампа, было гораздо больше, чем от свечей.

Обратила внимание, что Алексей не ожидал такого, и подумала, а может быть такое, что моё предложение отужинать вдвоём у меня, пусть даже во временной, квартире, могло быть им воспринято, как предложение чего-то большего, а не просто ужина. И решила, что нельзя оставлять это недосказанным, и надо будет его обязательно спросить, но не сейчас.

Сейчас я просто вышла из гостиной, и Алексей без лишних слов пошёл за мной.

В кабинете я не стала садиться за стол, возле небольшого камина стояло два кресла, туда -то я и предложила присесть Алексею.

— Алексей Сергеевич, то, что я вам скажу я не говорила никому, потому что доверять могу только вам, — начала я, и заметила, что Порываев слегка нахмурился.

Я продолжила:

— Если вы не захотите по каким-либо причинам мне помогать, я попрошу вас дать слово забыть о том, что я вам сейчас покажу и скажу.

— Фаина Андреевна, обижаете, — произнёс Порываев, — мы с вами партнёры, я вам в любом случае помогу, если у меня будет такая возможность.

И я вытащила шкатулку, в которой привезла «камушки» и поставила на небольшой столик, стоящий между нами.