— Рад познакомиться, господин Норов. Андрей Константинович, словно та муха жужжащая, о вас немало говорил, — пробасил Демидов. — Что же вы так… Уже который день, а не ко мне на знаемство, ни к Нартову?

Да, манеры у легендарного заводчика ещё те! Впрочем, а чего ещё ожидать от ремесленника, который уже в сознательном возрасте как уехал на Урал со своим отцом строить заводы, так наверняка и редко оттуда показывался? А с кем там, на Урале, ещё разговаривать и манерничать? Тем более, когда Демидов в тех краях — истинный хозяин. И даже Татищев уже не влезает в дела Среднего Урала, всё больше интригуя на юге.

Хотя, помнится мне, когда Александр Данилович посещал Демидова… Да и с царём, с первым русским императором Петром Алексеевичем, Акинфий Никитич должен был общаться. Но что один — Меньшиков, что другой — не смотри, что император, также особо манерами не страдали.

Отсюда, через десять лет после смерти Петра Великого, отчётливо видно, что, несмотря на то, что в России начали внедряться европейские порядки, общество всё ещё оставалось во многом грубым. Это только новое поколение, взращённое на ниве петровских преобразований… Вот эта молодёжь уже манерничает и задаёт тон в поведении.

— Не смел напрашиваться в гости к вам, господин Демидов, — ответил я.

Акинфий Никитич посмотрел на Нартова.

— Ты ж говорил, что свой он. А тут манеры ентие, как хфранцуз какой, — опять грубил Демидов.

— Да свой он, Акинфий Никитич, свой. Воно ты какой медведь. Кого хош спужаешь! — рассмеялся Нартов.

— Да и сами вы, Александр Лукич, как я посмотрю, не изнеженный. Силен! — прокомментировал мой внешний вид Демидов.

— Ну так не лаптем щи хлебаем! — вставил и я свои «три копейки».

— Вот, господа, други мои, — задорно, и наверняка не только от того, что слегка захмелел, но и от радости присутствия гостей, говорил Андрей Константинович Нартов. — Сладил я то, что просили вы, Андрей Лукич. Сладил, да стряпухе своей дал попользовать… Я уже приказал…

Потом Андрей Константинович Нартов погладил свой живот, будто бы в предвкушении какого-то величайшего яства. А я понял, что он имеет в виду. Мясорубка. Самая примитивная, как казалось в будущем, конструкция воплотилась в жизнь и в этом времени.

— Можно ли мясорубку производить великим числом? — поинтересовался я у Нартова.

Токарь Петра Великого в отрицании покачал головой.

— Вещица сия не столь сложна, но каждую деталь к ней выточить потребно, подогнать. И токарь тут нужен ладный, с руками, — явно с большим сожалением говорил Нартов.

Вот так, казалось, и рушатся мечты! Я-то хотел, чтобы мясорубки вошли прочно в обиход русских поваров. Чтобы котлетки по-русски стали своего рода брендом. Ведь сколько ни руби мясо, но прокрученное оно всегда нежнее. Да и в целом наличие фарша, прокрученного через мясорубку, создаёт условия для принципиального скачка в развитии кулинарии.

И не стоит недооценивать это изобретение. Все изобретения, связанные с едой, могут по своей значимости поспорить разве что с военными. Ведь если убрать всевозможную шелуху жизни, то человеку нужны, по сути, только три вещи: одежда, жильё и еда. И без всего этого человек уже не может обходиться. Вопрос только заключается в качестве всех этих трёх важных компонентов жизни любого человека.

— О чём, господа, слово держите? — громоподобно спросил Демидов.

Андрей Константинович Нартов принялся с упоением рассказывать про мясорубку. А потом… с упоением же рассказал и про прядильный станок. То ли у этого человека нет понятия государственной тайны или даже коммерческой тайны, то ли в этом мире и вовсе не принято скрывать что-то важное, что не касается Императорского двора.

Я пробовал показать жестом или мимикой, чтобы Нартов прекратил и рассказывать, и показывать устройство прядильного станка. Ведь у нас были раньше договорённости, что он будет молчать…

— Да будет вам, Александр Лукич. Не вините Андрея Константиновича в том, что он столь увлечён, что рассказывает мне о вашем совместном с ним изобретении. Вероятно, он делает это ещё и для того, чтобы я понял, что вы не лишний человек в нашем обществе, — Нартов не заметил моих расстройств, а вот Акинфий Никитич Демидов увидел. Мужик-мужиком, но уж точно не лапотный. Хитрый, слушает, замечает каждый жест, как и поведение Нартова анализирует.

Бывает такое в жизни: начинаешь с человеком общаться, а потом понимаешь, что он скотина. Ну, раздражает во всём, бесит. И можно и дальше общаться с этим человеком, тем более, когда он принят в обществе, и большинство его ценят, находят его интересным.

А бывает и по-другому. Посмотрю я на Акинфия Никитича и понимаю, что он — один из немногих людей, которые действительно работают, которые куют будущее Российской империи.

Ведь резкий подъём России после Петра — это, на мой скромный взгляд, не столько из-за великой мудрости правителей или даже самоотверженной работы чиновников. Это благодаря экономической мощи Российской империи, которая ковалась, прежде всего, на Урале.