<p> Очнулся — кровь на лице, палуба дрожит, пушки молчат. Французы на горизонте.? На фрегате паника. Капитан-француз приказывает сдаться.</p> <p> А я? Я ветеран. Прошел Великую Отечественную. И у меня один принцип:? РУССКИЕ НЕ СДАЮТСЯ.</p> <p> Теперь я в 1730-х. Успел поднять бунт на корабле, сохранить честь флага и попасть под военный трибунал.</p> <p> Но я не сломаюсь.</p> <p> Бирон, Анна Иоанновна, тайная канцелярия? Пусть приходят.</p> <p> Я здесь не для того, чтобы вписаться в историю.</p> <p> Я здесь, чтобы ее переписать.</p>
Глава 1
Прогресс неизбежен, его приостановление означало бы гибель цивилизации.
А. Сахаров
Москва
15 ноября 1734 года
До Казани получилось подняться даже водой, она еще не стала. Хотя наш обоз шёл землёй. Но самое необходимое мы взяли, ну, а уже кони и телеги с нашим добром должны были подойти прямо к Москве с некоторым опозданием.
Можно было и в обозе отбывать. Тем более, что Румянцев даже предложил одну из вполне добротных карет. Но я спешил. Это для других время нынче такое… сонное что ли. То есть, если бы Румянцев промедлил ещё недели три, то он стал бы не в Самаре, а где-нибудь в Нижнем Новгороде или в лучшем случае в Казани. Никто бы его в этом не обвинил, так как природные стихии и передвижение войсковых соединений — весьма ненормированные мероприятия.
И где месяц на переход, не обвинят, что за два добрался. Причем, так во всем. Обещанного три года ждут? Не с этих ли времен поговорка? И это еще Петр Великий людей растормошил, ускорил жизнь.
Я не хотел терять ни одного дня. Напротив, настолько спешил к Москве, что за неделю пути мог преодолеть расстояние, которое в обозе я прошел бы не меньше, чем за полмесяца. Поэтому, когда я приехал в Москву, я чувствовал себя вполне вольготно и довольным собой. И только размышлял, с чего бы это мне начать изменять этот мир.
К Андрею Константиновичу Нартову я не попал ни в первый день своего пребывания в Москве, ни во второй. И не потому, что он меня не ждал. Напротив, он даже присылал своего человека, когда узнал, что я в городе. Заверял, что есть и темы для разговора и для демонстрации мне припасены некоторые изделия.
Вот только я кое-что узнал… В городе находился ещё и Акинфий Никитич Демидов. И я должен был увидеться с этим человеком, обязан был это сделать. Он в моих планах играл немалую роль. Без таких заводчиков я не могу ничего и думать предпринимать. Кроме того, именно на семействе Демидовых Василий Никитич Татищев в своё время и обломал зубы. Так что можно предполагать, что люди эти основательные и весьма полезные для Российского государства.
Однако, просто так прийти к Демидову и сказать, что я хочу с ним поговорить — это моветон. Не совсем красиво набиваться человеку в общество. Как будто бы лишь только мне что-то нужно от него. В таком случае разговор может либо вообще не сложиться, либо в этом разговоре мне будет крайне сложно демонстрировать из себя деятельного человека, с которым можно иметь дело.
А вот якобы случайно прийти к тому же Нартову, чтобы там увидеть ещё и Демидова — вот это именно то, что мне нужно было. Так что я узнал, как и когда Демидов ходит к токарю Петра Великого, насколько сильно он с ним бражничает, видимо, вспоминая былые времена. Ну, и что-то они там всё-таки создают или о чём-то советуются.
— Александр Лукич… — встречал меня на пороге своего дома Андрей Константинович Нартов. — Я уж было дело подумал о том, что чем-то вам не угодил. А чего же вы только на третий день своего пребывания в Москве решили меня посетить?
Андрей Константинович был немного во хмели, наверное не с самоваром сидят они с Демидовым. Самовар! Оттого и не особо у него получалось сдерживать свои эмоции. Впрочем, подобный вопрос говорил мне о многом, прежде всего, для меня хорошем. Получается, что Андрей Константинович Нартов ожидал меня. А, значит, в наших деловых отношениях я уже точно не ведомый и могу во многом на равных говорить с самим токарем Петра Великого.
— Андрей Константинович… Служба, видите ли… Я должен был доложиться премьер-майору Московского батальона Измайловского полка… — начал я выдумывать различные отговорки.
Проще всего всегда закрываться службой. Вот только в батальоне я не нашёл командира. Две роты московских измайловцев уже отправились в Киев для участия в формировании русской армии. Ну, не говорить же мне Нартову, что я его не посетил только лишь потому, чтобы увеличить вероятность одновременно встретиться у известного инженера и токаря с не менее известным заводчиком.
— Если я сейчас не к мест, то приду позже, — поспешил сказать я, состроив некоторую толику обиды.
— Да нет же! Я весьма рад нашей встрече, — словно опомнившись, говорил Нартов. — Токмо, с вашего позволения, мне нужно было бы и спросить ещё одного человека, который нынче у меня в гостях.
Я доброжелательно улыбнулся и показал жестом, что Андрей Константинович может вернуться в свой кабинет и спросить. А кого именно спросить, я уже знал.
Уже через минуту я знакомился с Акинфием Никитичем. Это был мужчина основательный, русский, я даже сказал бы, что былинный мужик. Только бы мужиком его не назвать…
Высокий, с необычайно широкими плечами, с большой овальной головой, на которой парик держался словно на коне второе седло — несуразно. Да и платье по европейскому образцу выглядело на Акинфии Никитиче как-то неправильно, неестественно. Ему бы кафтан допетровский, а не узкий камзол.
А ещё руки… Это были натруженные руки, мозолистые, огромные лапищи. Думаю, что, если практически кто угодно из тех людей, что я видел в этом времени, попал бы под удар этой — не руки, а кувалды, — то смертельный исход бедолаге обеспечен.