не могла. Понимаете, не могла!

– Вообще то победителей не судят!
– попробовал я вставить свои “пять

копеек”.

– А ты заткнись! Победитель хренов! Тебе слова не давали! Идиот

инфантильный!
– продолжал бушевать дядя Герман, - тебе морду надо

набить! Ты сегодня и себя и свою невесту чуть под пулю не подвел. Я уже

тебе говорил, что преступников задерживают специально подготовленные

люди, а тебе как об стенку горох. Я и тебя в КПЗ посажу. К бомжам и

алкашам. Посидишь парашу понюхаешь раз человеческих слов не

понимаешь. Я тебя на 15 суток оформлю, допрыгаешься у меня!
–

повернувшись вновь к Заварзиной дядя Герман спросил ее:

— Вот скажите старому дураку почему вы не сообщили мне об этом

Теплове и его намерениях. Почему сами решили все устроить, да еще и

уговорили помогать вам этого придурка?
– дядя Герман кивнул головой в

мою сторону.

– По очень простой причине, - ответила ему Юлия, - если бы я сообщила

вам об этом, и вы задержали бы Теплова с пистолетом или нашли его у него

при обыске в квартире то он бы наверняка сел. А ему в тюрьму нельзя никак.

Он бы не пережил заключение.

– Можно все это было оформить как добровольную сдачу, - возразил ей

дядя Герман.

– Можно или нельзя это все вилами на воде писано. Тем более, что район не

ваш и вы находитесь под колпаком у комитетских. А Теплову даже условный

срок получать нельзя. В этом случае его все равно выгнали бы из

комсомола и из университета. К тому же я хотела убедить его оставить

всякие мысли о мести Алине навсегда. Понимаете убедить! Вряд ли в

противоположном случае это бы удалось. А сейчас у меня по крайней мере

есть надежда на это.

– Очень добрая вы как я посмотрю. Причем не только за чужой счет, но и за

свой. Ладно, что сделано то сделано. Вы взрослый человек и должны сами

отдавать отчет в своих поступках. Но в случае чего прошу не обессудить, -

дядя Герман хлопнул ладонью по столешнице.

— Значит помещение в КПЗ отменяется?
– спросил я его ехидным тоном.

– Заткнись!
– получил я в ответ.

Когда мы покидали квартиру дяди Германа к нам подошла Анна Петровна и

спросила шепотом:

– А, что это Валентиныч так расшумелся? Или случилось что?

– Ничего особенного, - ответил ей я, - просто маленькие

производственные разногласия.

Когда мы подошли к двери квартиры Заварзиной я услышал доносящуюся

из прихожей трель телефонного звонка. Юлия быстро открыла замок, вбежала в квартиру и успела снять трубку. Я услышал, как она произносила:

– Алло. Добрый вечер! Завтра? А во сколько? Хорошо я спрошу Сашу. Но

думаю, что сможем. Спокойной ночи.

Положив трубку, она повернулась ко мне и сказала:

– Саша,завтра к трем часам дня нас хочет видеть у себя Павел Трофимович.

Ты сможешь пойти к нему со мной?

На следующий день ровно в пятнадцать часов мы уже входили в квартиру

номер четырнадцать в старом “сталинском” доме на Пушкинской улице.

Павел Трофимович, как всегда, был сама воплощенная любезность. Он не

только очень тепло поприветствовал нас, но и настойчиво ухаживал за

мной и Юлией, когда мы раздевались в прихожей. Я даже испытал некую

неловкость от его любезности. Все-таки мне как мужчине это было не

вполне привычно. Впрочем, надо сказать и то, что в поведении Дмитриева

не чувствовалось ничего фальшивого или наигранного. Напротив, все его

манеры выглядели вполне органично, так что у меня даже возникло на миг

ощущение того, что наш знакомый уже родился со знанием всех правил и

норм этикета.

Дальше начались уже привычные нам кофейные и чайные церемонии. К

чаю и кофе прилагались очень вкусные пирожные.

Во время чаепития (я, впрочем, предпочел кофе, который и на этот раз был

бразильский) мой взгляд в очередной раз остановился на висевшем на

стене живописном портрете красивой женщины несколько восточного

типа. Мне давно хотелось спросить у хозяина кем ему приходится эта