— Что же ты не пишешь? — тихо сказали мне. — Пиши, Валя Зайцева, а то застынет бетон.

Я долго не решалась открыть страничку на букву «М». На этой страничке Таниной рукой было написано:

«Мама 13 мая в 7.30 час. утра 1942 года».

Таня не написала слово «умерла». У неё не хватило сил написать это слово.

Я крепко сжала палочку и коснулась бетона. Не заглядывала в дневник, а писала наизусть. Хорошо, что почерк у нас одинаковый. Я писала изо всех сил. Бетон стал густым, почти застыл. Он уже не наползал на буквы.

— Можешь ещё писать?

— Я допишу, — ответила я и отвернулась, чтобы не видели моих глаз. — Ведь Таня Савичева моя... подружка.

Мы с Таней одногодки, мы, василеостровские девчонки, умеем постоять за себя, когда надо. Не будь она василеостровской, ленинградкой, не продержалась бы так долго. Но она жила, — значит, не сдавалась!

Открыла страничку на букву «С». Там было два слова: «Савичевы умерли». Открыла страничку «У» — «Умерли все». Последняя страничка дневника Тани Савичевой была на букву «О» — «Осталась одна Таня».

Я представила себе, что это я, Валя Зайцева, осталась одна: без мамы, без папы, без сестрёнки Люльки. Голодная. Под обстрелом. В пустой квартире на Второй линии. Я захотела зачеркнуть эту последнюю страницу, но бетон затвердел, и палочка сломалась.

И вдруг про себя я спросила Таню Савичеву: «Почему одна? А я? У тебя же есть подруга — Валя Зайцева, твоя соседка с Васильевского острова. Мы пойдём с тобой в Румянцевский сад, побегаем, а когда надоест, я принесу из дома бабушкин платок, и мы сыграем в учительницу Линду Августовну. У меня под кроватью живёт хомячок. Я подарю его тебе на день рождения. Слышишь, Таня Савичева?»

Кто-то положил мне руку на плечо и сказал:

— Пойдём, Валя Зайцева. Ты сделала всё, что нужно. Спасибо.

Я не поняла, за что мне говорят «спасибо». Я сказала:

— Приду завтра... без своего района. Можно?

— Приходи без района,— сказали мне. — Приходи.

Моя подружка Таня Савичева не стреляла в фашистов и не была разведчиком у партизан. Она просто жила в родном городе в самое трудное время. Но, может быть, фашисты потому и не вошли в Ленинград, что в нём жила Таня Савичева и жило ещё много других девчонок и мальчишек, которые так навсегда и остались в своём времени. И с ними дружат сегодняшние ребята, как я дружу с Таней. А дружат ведь только с живыми.

...И плывёт наш остров, как корабль: слева — Нева, справа — Невка, впереди — открытое море.

Юрий Яковлев

Гольдин А. Об Аркадии Гайдаре

К 70-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ А. П. ГАЙДАРА (1904—1941)

ОБ АРКАДИИ ГАЙДАРЕ

В грозном 1917 революционном году Аркадию Голикову было всего неполных четырнадцать лет. Он всегда был рядом с большевиками-коммунистами, выполнял их различные поручения, участвовал в борьбе с белогвардейщиной и контрреволюцией. Вот как Аркадий Гайдар, когда он уже был известным писателем, писал об этом времени: «Когда взметнулись красные флаги Февральской революции, то и в таком захудалом городке, как Арзамас, нашлись хорошие люди. Их было немного, держались они кучкой. Смело выступали они на митингах. Не боялись ни торжественной церковной анафемы, то есть проклятия, которой при громе всех колоколов предавали их попы всех рангов и мастей. Не слушали их озлобленные крики, всех этих мясников, лабазников, монахов и престарелых кротких инокинь, которые покинули свои кельи, со злобой шатались по митингам и собраниям.

Позже я понял, что это за люди. Это были большевики. Но что такое большевик, по-настоящему понял я намного позже. Люди эти заметили, что мальчишка я любопытный, как будто бы не дурак и всегда верчусь около. Понемногу стали они доверять мне и давать разные мелкие поручения: сбегать туда-то, отнести то-то, вызвать того-то. А я бегал, относил, вызывал, а сам всё слушал и слушал. И кто такие большевики, мне становилось всё понятнее, особенно после того, как побывал я с ними на митингах, в бараках у беженцев, в лазаретах, в деревнях и у деповских рабочих».

В то время мы были учениками 4-го класса Арзамасского реального училища. И Аркадий учился, редко пропуская занятия, а когда революционные дела очень его задерживали и он не смог бывать на уроках, то всегда старался нагнать упущенное. Ведь он был избран председателем классного комитета, был вожаком класса и учиться плохо не мог. Достаточно сказать, что по русскому языку и литературе у него были одни пятёрки.

Время было трудное, холодное, голодное... И, по существу, единственным старшим мужчиной в семье был Аркадий.

Отец Гайдара — Пётр Исидорович Голиков — воевал в это время в Сибири против войск Колчака, а мать — Наталья Аркадьевна — по заданию партии находилась в Крыму, и жил Аркадий вместе со своими младшими сестрёнками: Натальей, Олей и Катей.

Жили они в небольшом домике вместе со своей тёткой. Этот домик сохранён. Теперь в нём Музей-квартира Гайдара.

Удалось обнаружить чрезвычайно редкий снимок, на котором Аркадий снят со своими сестрёнками.

В одной из автобиографий Гайдар написал: «С 10 лет, с начала мировой войны остался учиться один в Реальном училище, в городе Арзамасе».