Кручусь, верчусь у взрослых под ногами,

И наконец не просто отпускают,

А выгоняют из дому меня.

Беда! Мороз весну остановил!

Лопаткой лёд ломаю. Каблуком

Бужу ручьи, освобождаю лужи,

Да так, что брызги ржавые летят!

И весь в грязи, промокший и голодный,

Иду домой. Стою в углу, как веник.

ПРОЩАНИЕ С ДРУГОМ

Он сбежал у меня на глазах.

Я его провожаю в слезах.

Мы с ежом замечательно жили,

Уважали друг дружку, дружили.

Он с ладошки лизал молоко.

Позволял он потрогать брюшко.

У него была милая рожица.

Не любил он колоться и ёжиться.

Но открытой

Оставили дверь,

И сердитый

Бежит он теперь.

Как чужой, и шипит он и колется.

Проводил я его до околицы.

И в колючей траве он исчез,

И счастливый отправился в лес.

НА ДЕРЕВЕ

Сижу на самой верхней ветке,

И чудится, что я в разведке

Или на мачте корабля,

Готовый закричать: «Земля!»

А ветер дерево качает.

Никто меня не замечает.

А я забрался выше всех

И вижу всех,

И слышу всех!

Валентин Берестов

Архангельский Вл. Зелёная тучка

ЗЕЛЕНАЯ ТУЧКА

Майским утром шёл я вдоль левого берега Рузы с удочкой и большой консервной банкой: она заменяла мне ведро. В неё бросал я плотичек и окуньков, которые изредка попадались на быстринке, возле травы.

В узенькой протоке, где воды было по колено, заметил я стайку подустов. Они тыкались носами в щели между камнями, выискивая личинок, и пускали «зайчиков», когда переворачивались серебристыми боками в сторону яркого солнца. Мне очень захотелось поймать хоть одну длиннорылую рыбку с блёклыми оранжевыми плавниками и чёрным хвостом. Но я сплоховал: резко взмахнул удилищем, тень упала на стайку, и она тотчас же скрылась в глубине, под кустами.

Утренняя заря закончилась. Надо было возвращаться домой с плохим уловом. Но не хотелось.

Весна шла с зелёным шумом свежей листвы, с теплом и ароматами первых цветов. Слева и справа от узкой тропы в берёзовой рощице все прогалины были затканы золотом гусиного лука, голубыми пятнами пролесок, розовыми хохлатками. В редком ельничке синела медуница, по крутому склону были рассыпаны белые звёздочки анемон, у самой воды желтели тугие бутоны калужницы.

В такую пору весны, давным-давно, бегал я на рыбалку босиком, придерживая старые штаны, которые еле держались на одной пуговице. А как вспомнил о прошлом, захотелось пережить хоть каплю того, что было рыбацким счастьем в детстве... Пескарь! Вёрткий, плотный, желтоватопятнистый, с какими-то задумчивыми глазами на тупом рыльце, украшенном прозрачными усиками...

«Поищем его здесь», — решил я и стал приглядывать место на реке, предвкушая чудесную рыбалку детских лет: закинул червяка за камень, клюнуло, подсек, пескарь в кулаке!

Тропа вывела меня на опушку, где длинной шеренгой стояли новенькие дома, а возле них напропалую свистели и трещали скворушки. А по всему отвесному берегу, выше домов с зелёными и голубыми наличниками на окнах, белым навесом раскинулась цветущая черёмуха — просто сказочный терем. И в нём громко хлопотала шумная колония дроздов.

Я пристроился на шатких мостках через Рузу, остро пахнущих свежими сосновыми досками, и превратился в озорного мальчишку, который дрожащей рукой снимает с крючка мокрого, трепещущего пескаря и жадно глядит, куда бы снова закинуть насадку.

Рыбалка так захватила меня, что я не вдруг заметил, как умолкли дрозды и скворцы, острый ветер колыхнул кусты черёмухи и седой рябью промчался по реке.

Из-за леса быстро наползло дымчатое дождевое облако. Дружно зашумели одинокие присадистые сосны, закачались три берёзы-сестрички над обрывом у просёлочной дороги. И небольшая зелёная тучка, клубясь, надвинулась ко мне из кустов черёмухи, изредка касаясь воды. И мне вдруг почудилось, что я задыхаюсь в теплице, где от влажной духоты и одуряющих запахов перехватывает в горле.