Оранжереи, некогда залитые искусственным солнцем, теперь поглотила чернота, изредка озаряемая вспышками аварийного освещения. В кратких мгновениях, когда красный свет заливал помещение нам удавалось увидеть громоздкие контуры диковинных растений, в которых лишь едва угадывались аналогичные экземпляры, растущие на поверхности земли. Глядя на их узловатые стебли, резанные листья, глянцевые шипы и пестрые соцветия, могло сложиться впечатление, что их создавали по рисунку ребенка, больного аутизмом, который только тем и занимался, что целыми днями придумывал все более и более противоестественные виды растений.

Опустив голову я увидел, что белые керамические горшки, в которых росли эти карликовые деревья, треснули, и сквозь щели прорвались корни — толстые, узловатые, покрытые черными шипами и бледными наростами, похожими на гриб трутовик. Они вились по стеллажам, сминая оборудование, пронзая иссохшие трупы учёных, чьи тела слились с растительностью и судя по всему послужили кормовой базой, превратившись в мумии.

Я ненадолго остановился возле одно из такого симбиоза растения и трупа. Листья этого карликового дерева, когда-то зелёные, теперь приобрели фиолетовый оттенок с черными точками, его рваные края закручивались, как когти, а меж прожилок блестела густая жидкость, тускло светящаяся ядовито-зеленым, как фосфор.

А цветы… Боги, эти цветы. Они были прекрасны, как проблеск белого света, лишенного эмоций, появившийся среди кошмарного бреда. Лепестки, напоминающие бледные, синюшные губы первой любви, словно тянулись ко мне, будто желая получить хоть каплю моего внимания. Я склонился чуть ближе и увидел целый микромир в середине бутона — переливающиеся всеми цветами радуги тычинки только и ждали, когда я дотронусь до бутона и всколыхну его так, чтобы источаемые пестиками струйки тончайшего пара попали на них.

— Млять! — жесткий, но одновременно легкий удар стального наконечника алебарды в мою нагрудную пластину вырвал меня из любования цветком. — Мне кажется не стоит его трогать, — спокойно, но настойчиво произнес Вольдемар, глядя на то, как я тянусь к бледно-синему бутону.

— Думаю ты прав, — ответил я, решив, что слишком увлекся наблюдением за местной флорой. — Пойдем дальше.

Мы углубились в ряды оранжерей, продвигаясь дальше сквозь заросли. Я старался больше не обращать внимание на эти бутоны, сосредоточившись больше на том, чтобы как можно скорее добраться до крыла лаборатории, где находилась София. Однако, чем дольше мы находились в этих подземных джунглях, тем больше сомневался в том, что она вообще могла здесь выжить.

Несмотря на то, что явной опасности мы пока не встретили, вся обстановка в этом карликовом лесу мутантов наводила на мысль о том, что вся эта растительность на самом деле опасна не только для нашей жизни, но и для мира, что находится на поверхности.

Через пару минут мы шли уже в самом сердце этой оранжереи. Звук шагов под ногами стальных ног тонул в мягкой, желейной жиже, в которой пушистым ковром рос бледный мох, напомнивший мне своим видом заплесневелый хлеб. У меня вдруг возникло желание на краткий миг переключить обзор Витязя с обычной камеры на тепловизор.

Я невольно ахнул, когда после голосовой команды мир вокруг меня преобразился таким разнообразием оттенков, что я и представить себе не мог, что подобное смешение цветов вообще возможно в тепловом спектре. Стволы карликовых деревьев пульсировали, передавая частичку своего тепла листьям, забирая от них холод. Дальше пульсация спускалась к корням, медленно уходя еще ниже.

— Ебучий случай!!! — заорал я и отпрыгнул в сторону, на автомате прикрывшись щитом.

Изображение с щита моментально переключилось на обычную камеру и я понял, что больше не вижу теплое, дышащее человеческое тело, так как оно полностью скрыто за влажными и ворсистыми корнями карликовых деревьев.

Парни среагировали мгновенно, встав в позы и ожидая любой угрозы, какая может появиться в следующую секунду.

— Что случилось? — тихо спросил Вольдемар по общему каналу связи.

Я медленно опустил щит и увидел, что практически под каждым кустом этой оранжереи в корнях виднеются еле теплые контуры живых человеческих тел!

— Витязь обычный вид, — отдал я голосовую команду и впервые был безумно рад тому, что сейчас нахожусь в стальном костюме и не качаюсь даже краешком одежды этих растений. — Там пиздец парни, похоже видео покажу, а сейчас надо валить из оранжереи как можно быстрее.

Подгоняемые неизвестным страхом мы двинулись вперед еще быстрее. Мне уже начинало казаться, что растения словно двигались вслед за нами. Медленно, почти незаметно, но неумолимо.

— Витязь, заметки. Запись номер три. Рэм, при переключении камеры шлема в тепловом режиме обзора на камеру в щите, Визор переключается на обычный вид. Нужно уделить этому багу больше внимания, чтобы не попасть в просак, когда будешь пользоваться прибором ночного видения. Конец записи, — произнес я решив хоть как-то поддержать связь с реальностью.