Мое детство, как и детство многих моих сверстников, было тяжелым. Семья большая, отец зарабатывал мало. Мать была портнихой, шила для семьи рубашонки и штанишки. Иногда она брала шитье у людей. Это давало дополнительные деньги к отцовской зарплате, но и их не хватало.

Летом 1932 года, после окончания второго класса, десятилетним парнишкой я все каникулы пас коров. Думал, заработаю к школе на кожаные ботинки и суконное пальто с настоящим меховым воротником. Старший пастух Егор Иванович Исаков был человеком добрым, но больным и с "дырявой памятью", как говорили о нем люди. Мучился радикулитом. Ляжет в тень под деревья, положит руки на поясницу и охает, пока не уснет. Нам же, подпаскам, укажет, куда гнать стадо, где кормить и когда дать скоту отдых. Мы, довольные его доверием, старались изо всех сил. Домой приходил уставшим, но гордым - я работаю и скоро будут у меня кожаные ботинки и пальто с настоящим воротником. Все лето пас коров. Загорел, лицо почернело от солнца и ветра, но своего добился - заработал на ботинки и пальто. Мать радовалась не меньше моего и со слезами на глазах говорила: "Ну, слава богу, вот и Степанко работает, жить будет полегче".

В школу я пошел еще в Талице, а закончил семь классов в Березовске. В этом городке, а точнее, в Ленинском поселке, в 1938 году мы получили квартиру. Она была в двухэтажном бараке, но как мы радовались ей! Мать стала топить печь и все приговаривала: "Хотя бы духовка хорошо пекла да в комнате было тепло, а то уж нажились в холоде".

Духовка пекла хорошо. На столе появились румяные, пышные картофельные шаньги. У матери сияли глаза: "Слава богу, наконец-то дожили до хорошей жизни и помирать не захочется". Потом хвалила меня: "Степанко стал токарем, хорошо зарабатывает..."

По вечерам отец усаживался поудобнее за стол, надевал очки и важно читал вслух газеты. Помню, что в первую очередь его интересовали сообщения о новых заводах, рудниках, электростанциях. Уговаривал мать податься на новые стройки. "Нет уж, отец, из такой фатеры да уезжать, в жизнь .не поеду никудышеньки". Такие слова, как "Уралмаш", "Магнитка", "Ростсельмаш", "Днепрогэс", я запомнил с отроческих лет. Потом отец читал о том, что делается за рубежами нашей страны. Не раз он повторял: "Точат империалисты на нас зубы, точат... Пахнет порохом, ой как пахнет".

Вечерами взрослые, да и мы, юноши и подростки, собирались на скамейках у своих бараков, и шел разговор о Германии, о фашистах.

Окончив семь классов неполной средней школы, я работал в мастерской при гараже. Ремесло токаря нравилось мне, но я знал, что оно в моей жизни не самое главное. Главное впереди - поступить в военное училище, быть командиром Красной Армии. По ночам снилась военная форма...

Юность моя совпала с той порой, когда советские летчики ставили один рекорд за другим и о них говорил весь мир. Чкалов, Байдуков и Беляков совершили беспримерный перелет через Северный полюс. Коккинаки побил все рекорды в достижении высоты. И, понятное дело, я и мои сверстники мечтали только об авиации. Заручившись рекомендацией райкома комсомола, я подал заявление в военное авиационное училище. Но тут меня постигла неудача. Комиссия отказала мне из-за возраста - не хватало почти года.

В гараже, где я работал, подростки проходили курс первичной военной подготовки. Изучали основы тактики, материальную часть стрелкового оружия винтовки и пулеметы, различные уставы и наставления. Теперь я, как и мои товарищи, занимался в кружке Осоавиахима и сдавал нормы на значки "Ворошиловский стрелок", "ГТО" - готов к труду и обороне, "ГСО" - готов к санитарной обороне. Это был не просто спорт: нами владело всеобщее стремление быть готовыми к защите Родины.

В 1938 году в моей жизни произошло большое событие - меня приняли в ряды Ленинского комсомола, и я с гордостью носил значок комсомольца.

В апреле 1941 года меня вызвали в военкомат.

– Неустроев, теперь возраст у тебя подходящий. Но мы предложим тебе не авиационное, а пехотное училище, - сказал военком.
– Думай, решай... Пехотное училище готовит общевойсковых командиров, командиров взводов лейтенантов.

Я думал недолго. На земле ли, в воздухе - не все ли равно, лишь бы быть командиром Красной Армии. И я ответил:

– Согласен, пойду в пехотное.

Училище, в которое меня направили, было старым и хорошо известным. Располагалось оно в Свердловске, а называлось Черкасским военно-пехотным. Дело в том, что его еще до войны перевели "а Урал с Украины.

Война

В воскресный день 22 июня 1941 года нашу вторую курсантскую роту подняли в обычное время, предусмотренное строгим армейским распорядком. Физзарядка, потом завтрак. Все шло своим чередом. Был ясный, солнечный день. На плацу в это утро проходили спортивные соревнования на первенство рот.

В разгар состязаний к парадному подъезду главного корпуса подъехал "газик". Из машины вышел начальник училища полковник Тютрин и быстро направился в помещение. Лицо его было озабоченно, даже сурово.

Кто-то сказал: "Сейчас полковник поднимет училище по тревоге и устроит бросок в противогазах за Гореловский кордон". Такие броски у нас проводились довольно часто. Финская война показала, что в современной войне успех боя во многом зависит от индивидуальной подготовки бойца и, конечно, физической. Что касается духовной, то она у нас была на самом высоком уровне. Мы ясно отдавали себе отчет, к чему готовимся.

Прогулка за Гореловский кордон, да еще в противогазах, не радовала. Неужели в такую жару придется делать бросок?