В общем, по итогу на мою кафедру записалось с полсотни человек сразу.

В перерыве между занятиями я решил прогуляться по академии. Всё же атмосфера была приятной — все куда-то бежали, горячо обсуждали предметы, шарахались от преподавателей, там и тут звучали взрывы смеха, возникали конфликты, которые решались мгновенно. Очаровательно.

За мной увязался ректор, но его присутствие ничуть не мешало. Ряпушкин тоже делился только радостными известиями. Поделился он и новостями про сына, который после той истории с зеркалом взялся за ум, перестал водиться с дурными компаниями и посещать сомнительные заведения, и вообще стал молодцом.

— Он тоже к вам записался, — с гордостью доложил ректор, хотя я и без того знал весь список. — Хочет помогать артефакторам.

Вот это приятно. Немногие одарённые жаждали делиться силой и знаниями с нами. Столько слухов ходило вокруг нашей деятельности, что неудивительно. Чего стоил один страх того, что в накопитель может уйти весь источник мага. Ну и прочие домыслы.

Ничего, я сделаю это искусство популярным.

— Ваше сиятельство, может, поделитесь книгами из вашей библиотеки? — попросил Драговит Ижеславович. — Я таких историй отродясь не слышал, как вы рассказывали сегодня. Обещаю, ценные материалы не пострадают. Знаю специалистов, снимут копии так, что ни одна пылинка не пропадёт.

— Может, не попадёт? — улыбнулся я, соображая, что ответить.

Честно говоря, не подумал, что делюсь чем-то неизвестным. Наверняка же должно быть где-то записано…

— И это тоже, — с готовностью согласился ректор. — Сами же знаете, у академии с обучающими материалами ну прямо-таки беда! Сколько я запросов в архивы отправлял, ну хоть бы что прислали интересное.

— Что-нибудь придумаем, — неопределённо пообещал я.

Надо бы у Баталова попросить найти книги и научные труды из тех, что уже можно рассекретить. Я был уверен, что такого найдётся много, просто некому было заниматься.

И впредь стоит осторожнее с историями. Вдруг тоже что тайное раскрою.

Навстречу нам шла Зотова. И мгновенно стало понятно, что случилось нечто неприятное.

Выглядела девушка прекрасно — никаких тёмных одеяний и декольте, а вполне себе подобающий наряд для преподавателя. Строгое платье с высоким воротом, волосы идеально уложены и собраны в хвост, лаконичный макияж. Ну просто-таки выпускница института благородных девиц, а не тёмный маг на страже империи.

Но лицо её было чересчур бледным, да и губы так плотно сжаты, что и не менталисту ясно — она на взводе.

— Доброго дня, ваше сиятельство, — воспитано поздоровался я, поклонившись.

— А вам того же! — нервно ответила она, ускоряясь.

Когда девушка скрылась за поворотом, Ряпушкин чуть приблизился и тихо объяснил:

— На тёмную кафедру никто не записался. Мало того, кто-то на доске рядом с расписанием кафедры неприличное слово написал… Ей-богу, очерк явно аристократический, но выражения кабацкие. Стёрли, но Мария Алексеевна успела увидеть.

Ожидаемо, но всё равно некрасиво. Уж если со скепсисом к артефакторике отнеслись, что уж говорить про тёмных.

Я развернулся и последовал за Зотовой. Её занятие стояло как раз после моего.

Во-первых, я же обещал приглядеть за ней. Во-вторых, если уж тёмная выйдет из-под контроля, то кто здесь сможет её остановить, кроме меня? Ну и третьих, и, пожалуй, самое важное — стоит её просто по-человечески поддержать.

А насчёт надписи… По чернилам можно отследить владельца ручки. Практически все предметы, которыми пользовались аристократы, были зачарованы. Чтобы больше и лучше работали. А любой магический след артефактор в силах отыскать и использовать. В данном случае — чтобы написанное волшебным образом проявилось на лбу автора. Да так, чтобы не смыть было. Этим я решил заняться после.

Тёмную кафедру организовали в дальнем крыле. Бывшее обиталище садовников уже пару лет как стояло в запустении. Мастеров-природников переселили в отдельный корпус, а тут устроили склад всего, чему места другого не находилось.

Помещения убрали, обновили краску, но ощущение всё равно было странным.

Да и окна выходили на ту часть парка, что была довольно дикой и служила заслоном от канала.

Скрипучий пол и двери, разномастная мебель, собранная со всей академии, и наспех закрашенная надпись над большой доской — такое зрелище встретило меня на кафедре.

Студентов было по пальцам пересчитать.

Казаринов, Тимофей, Илья Лопухин и северянин. Гарольд Олафссон единственный, кто улыбался во все тридцать два великолепных зуба. Здоровяк с любопытством разглядывал обстановку, и его, казалось, она как раз не смущала. Даже неубранная паутина на потолке радовала иноземного теневика.

Помимо мне известных, в углу ютились ещё двое. Горящие взгляды и вжатые головы в плечи указывали на то, что их интерес скорее эзотерический, чем практический. Ребята из тех, кто любит ночами по кладбищу погулять, нервы пощекотать.