Хорошо еще, что перед церемонией какой-то служитель просветил меня, что нужно делать и говорить. Людей в зале немного, все те же уцелевшие члены Верхней и Нижней палаты фольхстага, да несколько придворных, но опозориться не хочется.

Закончив с длинной, торжественной речью, император взял в руки магический посох. Все же фольхи изначально это сословие магов. И только появление паровика и паро-магических големов, сначала оруженосцев, а затем и рыцарей, потеснила их с пьедестала власти. Да и то, слегка. Даже маркграфы пограничных марок стараются выбирать наследниками наиболее сильных одаренных. А ведь изначально по большей части первые маркграфы были из числа рыцарей. Марки должны были стать противовесом девяти герцогствам, надежной опорой императорского рода. В чем-то этот расчет сработал, в чем-то нет.

— Клянешься ли ты быть верным империи и своему императору и безжалостным к врагам его?

Какая интересная, противоречивая фраза. На мой взгляд, верность империи и императору — разные вещи. Но сейчас не время умничать.

— Клянусь, — торжественно подтвердил я, стоически выдерживая первый удар посохом по правому плечу.

А император ничего еще, крепок. Ритуальный удар вышел отнюдь не ритуальным и плечо обожгло сильной болью.

— Клянешься ли ты соблюдать законы империи и хранить ее древние обычаи?

Эта клятва — одни сплошные противоречия. Неудивительно, что фольхи всегда себе на уме. Какие именно древние обычаи мне предлагается хранить? Те, что совсем древние, когда маг-фольх мог за косой взгляд убить простолюдина и ограничиться только выплатой довольно небольшого штрафа? Да и то только в том случае, если не найдется свидетель, готовый подтвердить факт оскорбительного поведения простолюдина.

— Клянусь, — вновь подтвердил я, выдерживая удар по левому плечу.

— Встань же, маркграф Гарн Вельк, — провозгласил император, отдав посох одному из служителей, — и войди в число самых достойных. Империя приветствует новый Великий род!

Род…

Слишком громкое название для одного человека. Род — это несколько семей старшей и младшей ветви, обычно имеющих ту или иную кровную связь.

Да и насчет «самых достойных» есть у меня большие сомнения. Нет, в том, что фольхи себя считают именно таковыми, я ничуть не сомневаюсь. Но являются ли они ими — большой вопрос. Слишком многие из этих «самых достойных» ведут не самые достойные игрища.

Встав на ноги, с поклоном принимаю массивный, написанный не на какой-то там бумаге, а на настоящем пергаменте, толстый свиток, с подтверждением всех моих прав и обязанностей, как маркграфа Вольной марки империи Эдан. Его нужно будет поместить в родовую сокровищницу на самом видном месте, на красивой подставке. Но для начала ее следует завести. Сокровищницу, не подставку… хотя, и подставку тоже.

Вот теперь все официально, осталось только зарегистрировать в геральдической палате герб.

Вообще-то после подобной церемонии полагается еще и пир, в наше время замененный пышным приемом. Но сейчас всем, не до этого.

Надеюсь, хоть теперь-то меня отпустят? А то голодным, я становлюсь излишне раздражительным. И вместо слов благодарности скажу то, что думаю, а оно многим не понравится.

— Добро пожаловать в не очень дружную, но очень важную команду золотарей, Гарн Вельк, — чуть-чуть опередив старшего брата, поздравил меня третий принц, хлопнув по плечу, словно старого приятеля.

Не успела закончиться одна мизансцена этого спектакля жизни, как начинается другая. Третий принц все еще не теряет надежды перетащить меня в свой лагерь. Или хотя бы убедить дорогого брата, что я тяготею именно к северу.

— Надеюсь, что буду достоин оказанной мне чести. — А что еще отвечать? Правду? Есть и более простые способы самоубийства.

— Уверен, что будешь, — согласился он, вновь похлопав меня по свежему синяку на плече.

— Поздравляю, маркграф, — в противовес брату, коротко бросил первый принц, решив не играть в напускное дружелюбие, и тут же удалился по своим делам, породив во мне невольную волну симпатии.

Я не канат, чтобы меня перетягивали туда-сюда между севером и югом.

Третий принц ушел следом за первым, но мои мучения на этом не закончились — пошли поздравления от представителей фольхстага. Как короткие, так и более длинные, наполненные противоречивыми полунамеками. Если поначалу я их еще хоть как-то слушал, то затем просто кивал, словно фарфоровая игрушка-болванчик, и улыбался.

Только когда число мнимых доброжелателей закончилось, ко мне подошел железный маркграф.

— Привыкай, но не обольщайся, — посоветовал он, не став утруждать себя надоевшими поздравлениями, искренности в которых не было и на ломаный кин. — Сегодня они тебе улыбаются, а завтра с удовольствием плюнут, а то и помочатся на твою могилу. И не факт, что не приложат руку к тому, чтобы тебя в нее положить.

Справедливое замечание. До сих пор не верю, что эта безумная затея сработала. Знать бы еще, зачем императору понадобилось делать именно меня маркграфом? Дело ясное, что дело нечистое. Может и правда что-то не так с моим происхождением? А то можно подумать я не замечал всех этих пристальных, изучающих взглядов железного маркграфа и Сумана Второго. Что такого они увидели?

Нет, нужно срочно валить из столицы в Вольную марку, пока меня не затянул водоворот местных интриг.

То же восстание «мастеровых», ни за что не поверю, что эта организация обходилась без надежного покровителя где-то наверху. Возможно, что таких покровителей было несколько. Иначе поразительную близорукость охранителей и Третьего отдела не объяснить. Да и слишком нагло «мастеровые» действовали в последние годы, правда и не переходили определенную грань.