Шрифт:
Въехав на территорию, она глушит мотор, выходит из машины. Высокие сапожки, короткая шубка, юбочка до колен…
— Вы не могли бы?… — обращается к мужчине в рабочем комбинезоне, явно работнику станции.
— Можем, — отвечает угрюмый, необъятных размеров — руки-ласты, пальцы-сосиски — слесарь или механик (кто их там, на сервисе разберёт?).
— Мне сказали, там ерунда, копеечное дело. Главное, чтобы мастер хороший был, — сыплет она словами. — Вижу, вы хороший мастер, опытный…
— Разберёмся… — ответствует специалист, вытирая промасленные руки о ещё менее чистый комбинезон.
— А ещё поправить…
— Поправим.
— И ещё…
— Счас подымем и всё сделаем, как у лучших домах Лондона и Парижу.
— Вы уж там постарайтесь, мне сегодня ещё в спа-салон к шести надо успеть…
— Поглядим…
Мастер открывает капот. Заводит машину. Слушает какое-то время. Глушит. Потом поднимает авто на подъёмнике, осматривает подвеску.
— Ничего себе! — говорит и уходит.
«Как же мне повезло… — уговаривая себя, присаживается возле машины женщина. — Сразу видно, что специалист. Всё осмотрел, проверил, нашёл ещё чего-то. Вот исправит и…»
Проходит пять минут, десять, двадцать… Никто к машине не подходит. Женщина начинает нервничать.
— Вы не знаете? — обращается она к копающемуся у верстака работнику. Тот, не дослушав, отмахивается от неё, как от назойливой мухи:
— Не знаю! Это не ко мне. Я по электричеству.
Проходит час. Машина, как и хозяйка, по-прежнему томится в одиночестве. Женщина не на шутку встревожена. Начинает искать мастера. Через какое-то время находит его в подсобке.
— Простите, не знаю, как к вам обращаться…
— Прощаю, — благосклонно говорит крупный то ли по массе, то ли по значимости специалист.
Он не спеша разрезает батон на две части вдоль. Одну половину густо намазывает маслом. Сверху покрывает толстым слоем паштета, выдавливая его своей огромной лапищей из тубы, которая в его руках кажется игрушечной пипеткой.
Всё это время женщина в полной тишине завороженно смотрит на эти манипуляции.
— Петровичем зовите, — говорит мастер. Видимо, наконец-то пришло время хоть как-то проявить себя.
— Товарищ… Нет, господин… Ой, что это я? Петрович, там моя машина… Вы её смотрели…
— Смотрел, — откусывая необъятных размеров кусок бутерброда, соглашается мастер.
— Мне в салон ещё, — робко напоминает женщина.
— Помним… — аппетитно жуя и причмокивая, кивает Петрович.
— Так, может…
— Может, — он запивает бутерброд холодным чаем из жестяной кружки.
— Салон… — женщина почти в отчаянии.
— Успеем.
— Уже полчаса вас ищу.
— Чего меня искать? Я тут, — дожёвывая бутерброд, говорит Петрович.
— Салон же…
В этот момент в подсобку заглядывает худенький паренёк, одетый в такой же, как и мастер, промасленный комбинезон. Он ненадолго задерживает взгляд на женщине, на её короткой шубке, юбочке, сапожках… Потом молча кивает Петровичу и тут же исчезает за дверью.
— Двести долларов, — говорит Петрович.
— Что?
— Двести баксов.
— За что?
— За работу.
— Как двести? — растерялась женщина. — Один мужчина сказал, там копеечное дело.
— Что ж он не сделал?
— Такой… Просто прохожий.
— Вот, — доев бутерброд, Петрович с удовольствием отрыгнул. — А здесь…
Он глубоко вздохнул и со всего маху шандарахнул огромным кулаком себя прямо в грудь. Раздался глухой звук, словно ударили по пустой бочке. Женщина невольно съёжилась, зажмурила глаза, будто это он не себя, а её так огрел. Хотя, если бы на самом деле это произошло, то, думается, машина, равно как и спа-салон, ей были бы уже не нужны.
— А здесь, — надув щёки, с шумом выдохнул Петрович, — механик, мастер, можно сказать, своего дела.
— Простите, конечно же… — понуро пробормотала женщина и замолчала размышляя:
«Куда деваться? Машина дёргается. Ехать так дальше невозможно. На другую станцию с такой неполадкой можно не доехать. Да и где гарантия, что там будет дешевле?»
Наконец решившись, обречённо добавила:
— Я согласна.
— Знаю, — Петрович вытер губы рукавом видавшей виды рубашки. — Деньги!
— Что деньги? — вконец растерялась женщина.
— Деньги за работу.
— Так вы же ещё… Или деньги вперёд? Да, да, понимаю. Сейчас везде так, оплата вперёд. Одну минуточку… — женщина раскрыла сумочку и принялась в ней лихорадочно рыться.