— По хозяйски как-то он ведет себя, не похоже, чтобы в гости приехал, — заметил Степан.

— Тсс, тихо. Смотрим.

Семён Иванович постучал в дверь. Ему открыли, и он скрылся в доме. Почти тут же человек, забравший коляску вернулся, ведя под уздцы уже верховую лошадь и держа в руках фонарь. Неспешно сев в седло, он также неспеша куда-то удалился.

Подождав когда фонарь скрылся в темноте, я сказал Степану:

— Пойдём поближе, — решил я. — Посмотрим, что там происходит.

Потом повернулся к Андрею,

— Остаешься здесь с лошадьми. Если что, действуешь по ситуации. В крайнем случае кричи нам.

Степан достал пистолеты, мы спрятали их в одежде и осторожно подкрались к дому. Ставни были прикрыты неплотно и через них можно было заглянуть внутрь.

В комнате ярко горели два подсвечника и все происходящее было хорошо видно.

Как я и предполагал, у Семена Ивановича было свидание с дамой. Обнаженные любовники страстно предавались плотским утехам.

— Ба-тюш-ки, — прошептал Степан, заглянув через моё плечо. — Вот это да…

Я приложил палец к губам, призывая к тишине.

— Барин, — зашептал мне на ухо Степан, — а я ведь знаю её, это жена калужского полицеймейстера.

«Вот это да…» — теперь уже подумал я, от неожиданности такого оборота дела немного растерявшись и не зная что предпринять.

Ситуацию почти тут же разрешили сами любовники. Дама похоже уже успела устать от бурной страсти и что-то сказала. Семен Иванович встал и подойдя к окну, закрыл ставни, но тут же приоткрыл наверное для вентиляции окно, да так, что мне стал слышен их разговор.

— А твой молоденький дурачок хозяин, ничего не заподозрил? — услышал я вопрос жены полицеймейстра.

— Ну, что ты, милая, куда ему глупцу что-то заподозрить. Дядюшка на него такого страха нагнал, хорошо что он в штаны не наложил, — любовники вместе засмеялись, а я от ярости сжал до боли кулаки.

— А жалко, что старики так неожиданно преставились, — сказала дамочка. — Ты бы вполне мог еще раз провернуть фокус с каким-нибудь займом еще на несколько тысяч.

— Не судьба, придется довольствоваться тем что есть. Давай собираться, Николай вернется быстро, и нам надо будет спешить, а то муженек твой вдруг хватится.

— Хорошо. Я возвращаюсь в Калугу и сразу же еду в Петербург. Сколько у тебя здесь денег? — слышимость была так себе, сильно мешал ветер и я опасался что-нибудь пропустить важное.

— Тысяч двадцать, если надо, я могу сейчас пересчитать.

— Что ты милый, я это спросила не по тому, что тебе не доверяю. Просто мне надо знать — хватит ли нам денег или придется продавать драгоценности. Дорога до Америки длинная и затраты будут не маленькие.

Сильный порыв ветра помешал мне услышать продолжение разговора. Но когда ветер стих, мне показалось, что женщина попросила обязательно сжечь какие-то письма.

Степан тронул меня за плечо, я обернулся и увидел приближающийся к дому свет. Через несколько минут подъехал верховой с фонарем и подойдя к двери, постучал.

Из-за двери что-то спросили и он тихо ответил:

— Да, это я, сударь, — дверь открылась и мужчина зашел в дом.

Через несколько минут он вышел и вывел из-за дома коляску, запряженную парой лошадей. Приглядевшись я увидел, что это была другая коляска, а не та, на которой приехал наш управляющий.

Женщина тут же вышла, села в неё и я услышал её тихую команду:

— Николай, трогай, нам надо спешить. Скоро рассвет.

Негодяй управляющий вышел проводить свою любовницу и это очень облегчило нашу задачу. Пользуясь темнотой, мы подобрались к самой двери и стали ожидать возвращения управляющего.

Как только он подошел к двери, я из темноты от всей души врезал ему рукояткой пистолета. Не ожидая удара, управляющий даже не пикнул и начал падать назад. Удар пришелся ему точно промеж глаз. Степан подхватил его и быстро затащил в дом.

Ударил я действительно, что говорится, от души. Управляющий был без сознания и мы быстро связали его и положили лицом на пол. Когда он начал приходить в себя, я вставил ему кляп в рот и мы начали обыск дома.

Почти сразу же мы нашли большую сумму денег. Степан начал их пересчитывать, а я заинтересовался содержимым большой шкатулки. В ней оказалась пачка писем. Просмотрев два верхних, я понял, что это именно то, что женщина просила сжечь.

Это была её любовная переписка с нашим негодяем управляющим. И там речь шла не только об амурных делах, но и о том, кого и как эта парочка ограбила.

Предприимчивая дама на полную катушку использовала служебное положение мужа. Не знаю как это называется сейчас в 19 веке, но в 21 это называется рэкет.