Шрифт:
Эти семь дубов явно были базой разбойника, и Муром видел только один способ добраться до него — срубить их все.
— Лучше сам слезь, — проворчал Муром, не слыша себя.
Ожидаемо не получив ответа, он рванул отворот своей рубахи и, сделав две самодельные затычки, сунул их себе в уши.
Стало чуть лучше, но ненамного.
— И чего я раньше не догадался? — богатырь сплюнул кровью и, засучив рукава, взялся за топор.
Поначалу дело шло небыстро, но, когда к рубке столетних дубов присоединился Топтыгин, дело пошло веселей.
Огненный медведь поднимался на задние лапы и как заведенный работал передними, вырывая из столов огромные куски древесины.
Щепки и искры летели во все стороны, а свист Соловья-разбойника медленно, но верно превращался в обреченный вой.
Гнездо, к слову, рухнуло, когда осталось всего два дуба. Стволы многовековых деревьев не выдержали нагрузки и с громким треском лопнули, накрыв поляну переплетенными между собой ветвями.
Благо Муром, предвидя такое развитие событий, успел сложить из обструганных на месте брёвнышек шалаш, под которым укрылся и он сам, и Топтыгин с до сих пор привязанным к нему Алешей.
Правда мишка долго рассиживать под навесом не стал и, скинув с себя Алешу, рванул куда-то в сторону.
Муром хотел было броситься следом, прорубаясь вслед за ним сквозь скрученные ветви, как дубы, потерявшие связь с землей, обратились в пепел.
Некогда цветущая зеленая поляна мгновенно превратилась в самое натуральное пепелище, на краю которой обнаружился придавленный к земле Соловей-разбойник.
Это Топтыгин не дал свистуну сделать ноги, надежно зафиксировав разбойника свой лапой.
Муром же, убедившись, что Алеша хоть и в отключке, но до сих пор дышит, достал из Инвентаря первый попавшийся меч и направился к Топтыгину.
Точнее, к Соловью-разбойнику.
Тот пытался что-то говорить, но оглохший Муром не мог разобрать ни единого слова. Не мог, да и не хотел.
Касайся дело его одного, он, может быть, и простил бы Соловья, но эта подлая атака Тьмой, навалившаяся на поляну темнота и мерзкие коротышки, чуть было не задавившие Топтыгина, отбили всякое желание говорить и договариваться.
— Ты хотел за проход голову? — произнес Муром, не слыша себе, — так держи же её!
Меч сделал вжух, и отрубленная голова разбойника скатилась ему под ноги.
— Жадность — губит, — проворчал богатырь и, пошатнувшись, мешком осел на землю.
Накопившиеся усталость, телесное и ментальное изнеможение и разрывающаяся от мигрени голова сделали свое дело.
Меч выпал из ослабевших пальцев, глаза богатыря закатились, а могучая грудь замерла, не в силах втянуть в легкие новую порцию воздуха.
Где-то на периферии сознания заревел Топтыгин, но Мурому было уже все равно.
Он медленно падал в бескрайнюю темноту, в которой клубились багровые снежинки.
Глава 5
Перед взглядом Мурома проплывали дремучие леса, кряжистые горы, широкие ленты могучих рек и, неожиданно, посыпанная пеплом опушка…
Свободные земли во всей их красе!
Вот только проплывали они как-то непривычно — вверх ногами.
Будто он летел не вперёд — к Хрустальной горе — а… вниз.
И магия, та самая дикая, сырая магия, которую он чувствовал вокруг себя, сейчас ничем не могла ему помочь.
Или просто не хотела.
Впрочем, Муром и сам ничего толком не хотел.
Навалившиеся на него груз забот, ответственность и смертельная усталость оказались настолько неподъемными, что у него попросту не осталось сил.
Муром падал, но это его нисколечко не волновало.
В конце концов, он сделал все, что смог.
Добрыня? Пусть, старый друг в Инферно, но у него меч-кладенец и магия, а следовательно он сам сможет о себе позаботиться.
Алеша? Во-первых, с ним Топтыгин, во-вторых, корона принца Намахa, а в-третьих… В-третьих, он уж точно нигде не пропадет.
Алодоил? Малые Выхи? Совет из Иван Иваныча, наставника Корда и брата Репсака разберется с любой проблемой. А мэр Плехан не упустит возможность возвысить свой город.
Простой народ? А чем, собственно, Муром лучше простого народа? Муром не супермен, не герой былых времен… Надо будет — сами справятся.
Илья бросил на стремительно приближающуюся землю прощальный взгляд и устало прикрыл глаза.