Собственно Высочайшее Обращение к подданным Российской Империи назначили на одиннадцать тридцать — чтобы народ не успел «устать» от такого необычного дня, а напротив — был свеж и бодр.

Красную Площадь успели оборудовать — дело привычное, Его Величество любят праздники да собрания здесь устраивать — и теперь перед металлической, украшенной Имперскими флагами строгой сцены, стоял народ — все, кто смог сюда пробиться. Ближайшие улицы превратились в одну большую стоянку гужевого и автомобильного транспорта. Охрана мероприятия обеспечивается унылыми гвардейцами, которые отправке на фронт не подлежат, сколько не просись — кто-то же должен оберегать столицу в такой напряженный исторический момент.

Мегафоны щедро одаривали окружающих аудиотрансляцией выступления «разогрева» в виде короткой концертной программы — казачий хор, хор Собственного Его Императорского Величества Конвоя и еще тройка хоров от сухопутных и морских родов войск. Впервые в истории — выступления хора Императорской Авиации! Перемежалось исполнение бережно донесенных из глубины веков фольклорных композиций и грозных маршей выступлениями «батюшек» с актуальным духовным репертуаром.

По окончании неплохо взбодрившего народ выступления хора Авиации с «Маршем Авиаторов», на сцену выбрался церемониймейстер. Дождавшись тишины, он объявил «следующий номер» — выступление Военного Министра Кочубея. Пропаганда в Империи нынче работает прекрасно, поэтому народ Виктора Сергеевича знал и любил за показательные расправы над расхитителями армейского имущества, внятные выступления в СМИ и чувство юмора. Переждав бурные овации, важно блестящий орденами и медалями Кочубей поднял руку, призвав к тишине, и начал вещать в микрофон:

— Великие времена наступают для Родины нашей. Силу долго копили, и теперь, когда Его Императорское Величество повел нас на битву супротив извечного врага, не оплошаем и не убоимся! Освободим от магометанского гнета Царьград, а то давненько не прибивал наш народ щита на врата его!

Под свист, рокот и аплодисменты толпы министр отошел на три шага вглубь сцены, встав по стойке «смирно». Место у микрофона вновь занял церемониймейстер:

— Его Императорское Величество Георгий Александрович Романов, — продекламировал оптимизированную носителем формулу.

— Здравия желаем, Ваше Императорское Величество! — растянуто во времени, не слаженно, зато от души поздоровался народ с выбравшимся на сцену, обросшему бородой да усами, украшенном минимумом орденов на парадной «милитари-кежуал» форме, монархом.

Вежливо кивнув в ответ, Царь энергичной походкой добрался до микрофона, и Площадь со всей Столицей привычно наполнил успокаивающий, размеренный баритон:

— Врать, как и всегда, не стану — суровые времена наступают. Видит Господь, — перекрестился, а следом за Георгием перекрестилась и толпа. — Мы не хотим войны. Однако пытаться ее избежать — значит дать нашим врагам возможность набрать силу, и тогда сомневаться не приходится — они непременно ударят. Будучи Российским Императором, я высоко ценю землю и жизни подданных Российской Короны, посему мы с Генеральным штабом и Государственным советом приняли решение начать военную кампанию против Османской Империи.

Дав народу время выплеснуть эмоции, довольный тем, что «размазал» ответственность за историческое решение по высшим государственным чиновникам Георгий поднял руку вверх и сжал пальцы в кулак:

— Подданные Российской Империи, мы ведем вас на последнюю войну с Османской Империей!

Генеральный штаб — это не только пачка генералов, которые руководят военными действиями, но и их место обитания. Здание Генштаб делит с Военным Министерством — высотку на пересечении Гоголевского бульвара и Знаменки. Сюда, в Москву, словно нервы в организме живого существа, стекаются все сводки, донесения и прочее. Спасибо высоким технологиям — телеграфу, телефону и радио. Особенно последнему — телеграфы да телефоны на линии боевого соприкосновения с противником развернуть можно, но сложно и ненадежно, а вот радиостанции, которыми Его Императорское Величество как следует «насытил» войска, совсем другое дело!

«Зал оперативного реагирования» выглядел необычно — половину помещения занимали средства связи и их операторы, принимающие сообщения и по необходимости передающие их дальше либо «подшивающие» в пакет, относящийся к конкретной тактической операции.

Механизм не идеальный, страдающий «задержками» и несколько прогибающийся под собственной тяжестью, но организационные выводы можно сделать и позже — первый день война идет, а если в первый день система худо-бедно направила усилия миллионов людей куда надо, значит с некоторой долей оптимизма можно рассчитывать на то, что и дальше все получится.

К третьему часу боевых действий удалось достичь многого. «Демилитаризованная зона», которая образовалась по итогам Балканской войны, благодаря обильной «обработке» из артиллерии, оказалась полностью очищена от мин и наполнилась как бы естественными укрытиями-воронками. Двигать пехоту, однако, было рано — за «зоной» начиналась исполинская линия мощных укреплений, которые османы успели отгрохать за эти годы. Вот по ним основная работа и велась — надрывалась дальнобойная артиллерия, сбрасывали смертельный груз дирижабли, и сидящие по собственным укреплениям мужики — турки же не молчат, а как могут работают артиллерией в ответ — курили казенный табак и пытались представить, насколько сильно подорвет моральный дух янычар двенадцатичасовое — а такой срок для «предварительной обработки» сочли достаточным — сидение под землей с неизбежной потерей сослуживцев, которым повезло меньше.

Так-то чего не работать? ПВО практически отсутствует, и благодаря этому бомбардировки до боли напоминали учения: прибыл в нужный квадрат, дернул рычаг и спокойно себе ушел на перезарядку. Очень много денег силами Его Величества в Империи завелось, и теперь принявшие другую форму рубли не жалеючи бросали во врага. «Лучше сталь, чем живая плоть» — такого принципа собирается придерживаться армия Российской Империи в грядущей кампании.

Сотни и тысячи тонн смерти обрушивались на стены и крыши, выбивая камни и заставляя дрожащих в тоннелях турок зажимать уши и ловить воротником сыплющуюся с потолка землю, а порой и затылком — камни, навсегда оставаясь под завалами.