— Ну, — Борис демонстративно посмотрел на часы, — у меня есть еще час. Пятьдесят шесть минут с секундами. Не так ли?

— Нет. Время вышло, братан. В воскресенье часы переводили. Забыл, да?

— Вот как! — Борис возмутился от души, которая, кстати, при появлении таких гостей ушла в пятки. — Даже это посчитали!

— А ты как думал, братан? — искренне удивился Бориной наивности кавказец. — Бабки должны все время крутиться. Каждый час, каждую минуту, да?

Борис не нашелся, что ответить.

— В общем, — подвел итог кавказец, — здесь только половина.

— Половина, — обреченно кивнул Борис.

Кавказец молча развернул «дипломат» к себе. Открыв его, посмотрел на деньги, взял одну пачку в руки и принялся перелистывать стянутые резинкой купюры.

В этот момент дверь с треском распахнулась, едва не слетев с петель, и в кабинет ворвались пятеро в камуфляже и черных масках. Размахивая автоматами и выкрикивая классические для операции по задержанию команды, руоповцы споро уложили всех троих на пол и обыскали.

Еще через минуту комната наполнилась людьми. Голоса, щелчки фотоаппаратов, шелест бумаги.

Борис лежал, уткнувшись носом в пыльный ковролин, и беззвучно смеялся от счастья. Все-таки он был несправедлив к своему тестю! Тот прислал-таки подмогу: Борис не сомневался, что появление в его кабинете опергруппы — дело рук Семена Васильевича. Должно быть, и Лялька не осталась в стороне: проплакавшись, уговорила папашу помочь непутевому мужу. Одним махом были решены все проблемы: само собой, с тестем, с долгом, ибо вряд ли Шала посмеет теперь прислать к Борису своих боевиков, и с тем фотографом — его фотоальбом не представлял больше угрозы.

Борис не возражал, когда его подняли и сопроводили в милицейскую машину. Семену Васильевичу виднее. Наверное, он решил представить дело так, что руоповцы нагрянули в «Белтех» по собственной инициативе. Гениально! Теперь даже воры не смогут обвинить Бориса в том, что он заложил братву легавым.

Дальнейшие события были разыграны по всем правилам. Борису и его гостям сообщили, что они обвиняются по ряду статей в вымогательстве, захвате заложников, бандитизме и еще черт знает в чем. В общем, у курьеров Шалы не должно было возникнуть ни малейшего подозрения, что Беленков — такая же жертва ментовского произвола.

Потом всех троих развели для допроса в разные камеры.

Борис рассчитывал, что тут-то и появится Семен Васильевич в парадном мундире, чтобы пожурить зятя, сделать ему последнее предупреждение и отпустить с миром восвояси, к супруге. Вместо этого угрюмый следователь начал задавать ему какие-то дикие вопросы. Когда гражданин Беленков вступил в преступную группу? Как давно является держателем общака? Что ему известно об убийстве такого-то? Сначала Борис пытался подыгрывать, самым серьезным образом отвечая на эту чушь и решительно отметая абсурдные обвинения.

Он уже собирался напрямую спросить следователя, долго ли еще они будут ломать комедию, но воздержался: вдруг опер не в курсе планов тестя?

Допрос длился меньше часа. После этого следователь вызвал конвоира и распорядился отвести задержанного в камеру. Так далеко заходить Борису не хотелось. Сидеть в камере со всяким сбродом, а возможно, и с теми двумя курьерами — это чересчур.

Наклонившись к следователю, Борис тихо спросил:

— А вы не могли бы связаться с Семеном Васильевичем?

Маленькие глазки следователя сузились:

— Зачем?

— Ну, сообщить, что я здесь.

— Он в курсе.

— Я понимаю, — глупо улыбнулся Беленков. — Но я хотел спросить, когда он распорядится меня… это… освободить.

— Освободить? — Глазки сверкнули недобрым огоньком. — Семен Васильевич звонил сегодня утром и велел проводить следственные действия в строгом соответствии с законом. И просил, кстати, не делать тебе поблажек, хоть ты ему и зять. А освободишься ты с таким послужным списком лет через двадцать, если не схлопочешь вышака. Еще вопросы есть? Увести!

— Подождите! — Борис вскочил. Мир перевернулся с ног на голову во второй раз за сегодняшний день.

— Сейчас будет больно, — бесцветным голосом предупредил следователь.

Борис сник.

Он шагал в сопровождении конвоира по каменной утробе чекистских коридоров. Тесть, оказывается, и не собирался вытаскивать его. Напротив, он привел в исполнение свою угрозу, отбив его у одних воров лишь для того, чтобы тотчас засунуть к другим.

Борис поражался своему спокойствию. Он шел с невозмутимостью барана, которого гонят на бойню. Но баран спокоен потому, что не понимает смысла происходящего, но он-то… А что, собственно, он? Он тоже не представляет себе, что ждет его в камере, что ждет его завтра, через месяц, год. Он, Борис Беленков, — тот же баран, находящийся во власти своего чабана. И ничего тут не поделать.