— Кто был дежурным? — зацепился я.

— Да этот… Филя Смирнов вроде, — поморщился Коля. — Думаешь, он крыса?

Весь путь он строил разные планы и пытался придумать способ, как ему выбраться из этой ситуации. Парень был сильно взволнован и порой говорил какую-то чушь, поэтому я его особо не слушал.

Мы остановились перед двухэтажным зданием из серого бетона. Над входом висела потускневшая табличка «Бюро судебно-медицинской экспертизы».

Несколько окон первого этажа были заложены кирпичом, что придавало зданию ещё более мрачный вид.

— Мы на месте, — Коля заглушил двигатель.

Мы вышли из машины и направились к металлическим дверям с облупившейся зелёной краской.

Вошли внутрь. В небольшом вестибюле за стойкой сидела вахтерша, читающая газету.

— Вы к кому? — подняла она глаза на нас.

— К Семёну Петровичу, — сказал Коля, доставая удостоверение.

— Он сейчас в секционной. Вниз по лестнице, потом направо до конца коридора. Знаете дорогу?

— Конечно, — Коля уверенно направился к лестнице.

Мы спустились в подвал по бетонной лестнице, стены которой были выкрашены в унылый зелёный цвет. В воздухе витал характерный запах — смесь дезинфицирующих средств и смерти.

— Кстати, — Коля посмотрел на меня. — Не боишься в морг-то заходить?

— Нет, — ровно ответил я.

Коридор заканчивался массивной металлической дверью с матовым стеклом, на котором было написано «Секционная». Рядом с дверью висел диспенсер с дезинфицирующим средством и стояла коробка с одноразовыми бахилами.

— Надевай, — Коля взял из коробки пару синих бахил и протянул мне такие же.

Мы натянули бахилы поверх обуви и вошли в просторное помещение. Посередине стояли шесть металлических столов из нержавеющей стали, на пяти из которых лежали накрытые простынями тела. Вдоль стены располагались ещё несколько каталок с телами, ожидающими своей очереди на вскрытие. Воздух здесь был ещё холоднее и пропитан резким запахом чего-то неприятного.

У дальнего стола, склонившись над телом и что-то тихо мурлыча себе под нос, работал крайне полный мужчина в синем медицинском костюме, резиновом фартуке и латексных перчатках.

Он резко оглянулся на нас и мерзким голосом заголосил:

— А вы что тут делаете?! И кто вас вообще пропустил?!

— Семён Петрович, — стиснув зубы, сказал Коля. — Меня интересует причина смерти Гавриила Рудова. Вы точно не ошиблись в своем заключении?

Услышав Колю, толстяк успокоился.

— Это тот, у которого кровоизлияние в мозг? — он отложил скальпель и подошёл к соседнему столу, где лежало накрытое простынёй тело.

Он резко сдёрнул ткань, обнажив бледное тело того самого щипача, которого вчера задерживал Коля.

— Вот, смотри сам, — Семён Петрович указал на вскрытый череп.

Верхняя часть черепа была аккуратно снята и лежала рядом на столе. Я заметил обширное тёмное пятно на сером веществе мозга.

— Видишь эту гематому? — толстяк ткнул толстым пальцем в направлении тёмного участка. — А вот здесь след от удара. Классическое кровоизлияние в мозг от тупой травмы затылочной части. Всё проверил дважды — смерть наступила именно от этого повреждения.

— Но может, ему кто-то ударил по затылку уже в камере? — настаивал Коля. — После задержания прошли почти сутки!

— Исключено, — покачал головой медэксперт. — По характеру повреждений удар был нанесён вчера. Никак не позже.

Я мысленно хмыкнул. Ага, вчера, как же. Рана свежая — мне, как магу крови, это очевидно.

Толстяк накрыл тело простынёй:

— Если это всё, то иди, иди отсюдова. У меня знаешь сколько дел? — Он раздражённо махнул рукой на остальные столы. — Тут недавно перестрелка была, куча тел. Мне тут работы на всю ночь, а вы ещё пришли мешать! Отвлекаете.

Он прошёл мимо и чуть отодвинул металлический стол, на котором лежало довольно крупное тело одноухого мужика.

— Давайте, идите, идите!

— Но, Семён Петрович…

— Я сказал — идите! — закричал он. — Иначе я начальнику твоему позвоню, скажу, что Жуков саботирует работу бюро СМЭ!

Сцепив зубы, Коля сказал:

— Идём, Миша.

Резко развернувшись, он направился на выход. Я долгим взглядом посмотрел на этого жирдяя.

Коля ещё слишком молод и не умеет читать людей. Иначе он бы увидел, что после вопроса: мог ли щипач умереть в камере? — толстяк слегка занервничал, и у него забегали глаза.