Мы наблюдаем, как все трое уходят, оставляя нас с Лиамом наедине.

— Ты правда попросил ту женщину не трогать тебя? — спрашиваю я, поворачиваясь к нему лицом.

— Мне не нравится, когда люди вторгаются в моё личное пространство.

— Я на твоём месте, — говорю я, ёрзая у него на коленях, и тут понимаю, что твёрдый выступ под моей задницей — это не стул. Он находится прямо между его ног и больше, чем я могла себе представить. Я громко ахаю, когда он стонет, а его рука на моём бедре сжимается.

— Прости. Мои щеки краснеют, но я не отстраняюсь. Напротив, я прижимаюсь к его твердому телу, пытаясь стать ближе.

— Никогда не извиняйся об этом. — Его голос звучит хрипло, а глаза, кажется, потемнели.

— Ты хочешь уйти отсюда? — выпаливаю я, прежде чем успеваю передумать. Я чувствую себя смелой и возбуждённой и хочу делать с этим красавчиком грязные, плохие вещи.

— Конечно, хочу . — Он встаёт и хватает меня за руку. — Я совсем рядом. Это место называется «Русалка». Ты знаешь, где оно находится?

— Думаю, я знаю. У меня там тоже есть комната. Я улыбаюсь, дразня его. Я наклоняюсь и прижимаюсь грудью к его груди, желая коснуться каждой его частички.

— Я думал, ты местная. Его взгляд опускается на мою грудь, и я вижу, как он облизывает губы. Я чувствую напряжение внизу живота и не знаю, смогу ли выпроводить его отсюда достаточно быстро.

— Да, это так. Я владелец этого места. Я всегда испытываю такую гордость, когда говорю это.

Его улыбка на секунду меркнет, и рука, которую он держит в моей, вздрагивает. Он моргает, а затем снова улыбается так быстро, что я думаю, что мне это показалось. Прежде чем я успеваю спросить его, в чем дело, его губы касаются моих, и все мысли о работе улетучиваются.

5

Лиам

Ты не можешь этого сделать.

Я игнорирую предупреждение в своей голове, хватаю её за руку, бросаю на стол несколько купюр и практически выбегаю из бара. Когда мы подходим к двери, начинается сильный ливень.

— Забирайся наверх, — говорю я Николь, разворачиваюсь и отхожу от неё.

— Поехать на тебе верхом? — спрашивает она, но улыбается так, будто сегодня Рождество.

— Ты справишься, принцесса. Она запрыгивает на меня, обвивает руками мои плечи, а я хватаюсь за её бёдра. — Не хочу, чтобы ты испачкала свои красивые ножки.

— Грязь меня не пугает. — Она прижимается губами к моей шее, и, клянусь, у меня подкашиваются колени.

Я выскакиваю за дверь под тёплый дождь. Капли эхом разносятся вокруг, заглушая все голоса в моей голове, которые твердят, что это неправильно. Что я не должен брать её с собой в постель. Она — причина, по которой я вообще оказался на этом проклятом острове. Когда я увидел её в баре, я с удивлением обнаружил, что мне здесь нравится. Я каждую секунду считал, когда смогу уйти, но вдруг мне захотелось задержаться. Теперь, когда я знаю, что «Русалка» принадлежит ей, что, чёрт возьми, мне делать? Переспать с ней и заставить её подписать договор на передачу мне права собственности? Я придурок, но я не могу вынести разочарования в её глазах.

Почему это не мог быть кто-то другой? Кто угодно другой в этом проклятом баре. Почему единственная женщина, которая пробуждает во мне что-то, что, как я думал, давно умерло, оказывается тем единственным человеком, которого мне нужно подставить.

Тропинка к «Русалке» размыта дождём, и песок не успевает впитывать воду. Я иду по лужам в шлёпанцах и вижу вдалеке свет. Я стараюсь держаться под навесом деревьев, но промок до нитки. Даже то место, где ко мне прижимается Николь, насквозь мокрое, и я чувствую её как вторую кожу.

Чёрт, почему она должна быть такой красивой, такой греховной? В ней всё кричит о сексе, и всё, чего я хочу, — это прижаться к каждому её изгибу. Я проклинаю себя за то, что нуждаюсь в ней, с каждым шагом, пока несу её по ступенькам крыльца отеля. Я должен сказать ей, что не могу этого сделать. Я так сильно хочу её, но не могу взять её вот так. Может быть, она продаст мне это, а потом мы сможем попытаться всё исправить. Но если я пересплю с ней, это нарушит все мои планы.

Теперь, когда мы вышли из-под дождя, я медленно опускаю её на землю и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на неё. Её светлые волосы прилипли к лицу, но она улыбается от уха до уха. От блеска в её глазах у меня сжимается сердце. Я не хочу быть причиной того, что этот блеск когда-нибудь исчезнет.

— Я никогда раньше не каталась на спине, — говорит она, кладя руки мне на грудь.

— Даже когда ты была маленькой девочкой? Почему мне так чертовски хорошо, когда она прикасается ко мне?

— Нет. Мои родители умерли молодыми, и меня воспитывали бабушка с дедушкой. Они не всегда были в добром здравии, а я была довольно пухлым ребёнком.

Румянец на её щеках заставляет меня протянуть руку и коснуться его тыльной стороной ладони.

— Ты такая красивая, — говорю я скорее себе, чем ей.