1910

Остались лазейки

«Дождались мы светлого мая.

Цветы и деревья цветут…»

И, длань на печать поднимая.

Законы с угрозой ползут.

«Спокойно ложись на полати

И лапу блаженно соси…» —

Вот новый закон о печати.

Смиряющий резвость Руси.

Заснуть ли?.. Возьмутся ль за лапу?

Умрет ли навеки печать?

Опять не придется сатрапу

Вторые законы писать?

Заплачет бедняга издатель.

Редактор поплачет за ним,

За ним коновод-подстрекатель,

Передовик-аноним.

Заплачут политики кучей,

Забыв вызывающий тон;

Повоет без рифм и созвучий

Строчащий в стихах фельетон.

Корректор заплачет, читатель;

Читателев сват и свояк;

Читателев дальний приятель

И ближний читателев враг.

Там все предусмотрено строго,

Кружится кругом голова.

Но все ж, попущением Бога,

Останется пресса жива

И будет сильна и здорова, —

Ее не покроет кора.

Читателя кот и корова

Забыты в законе!.. Ура!!

В законе о них ни полслова,

О, как еще много свобод!

Читателя кот и корова

Доставят немало хлопот.

«Новый Сатирикон», 1913, № 2

Ну и времечко!

Гдe-то возле Брынска-града

Жил когда-то Воробей,

Распевавший средь ветвей

Слаще меда-лимонада.

То был век богатырей.

Мы теперь таких не сыщем.

Звал себя и Воробей

Сверхмогучим Воробьищем…

В наше время крупных краж

И свирепых спекуляций

Сдан в архив без апелляций

Исторический кураж.

Нет гордыни, хоть убей!

Всяк в толпу пугливо жмется,

И разбойник Воробей

Воробейчиком зовется…

«Новый Сатирикон», 1915, № 46

Обыватель

Ах, Господи Боже,

Чего же, чего же?

Не знаю, — досада.

Чего бы мне надо?

Восторга?.. Порыва?..

Подумаешь, — диво!

Нирваны?.. Не надо.

Досада, досада!..

На выставку?.. Скучно.

В театр?.. Несподручно.

На лекцию?.. Скука.

Взять книжечку?.. Мука.

Чего же мне надо?

Стакан шоколада?

Ни кофе, ни чаю, —

Убей, — не желаю.

Отрады молитвы?

Иль отзвуков битвы?

Шантанного танго

Иль яри мустанга?

* * *

Тоскливо… Тоскливо.

Стаканчик бы пива.

О, где ты, отрада?..

Пивишка мне надо!

Я душу больную

Отвел бы в пивную.

За стол усадил бы,