— К чему? — Иван не видел и не понимал, к чему клонит Карп Иосифович.

— Да к тому, — ответил тот, присаживаясь на скамейку в парке, докуда они уже успели дойти, — к тому, что повылезут на самый верх всякие недалекие личности, у которых мозгов да умений хватает разве что деньги давать кому надо и не надо. Вот такие-то неумехи и развалят все вокруг! А уж на тех руинах мы и построим светлое будущее!

— И долго ждать-то? — спросил Иван.

Дедушка посмотрел на группу молодых людей, что прошли мимо и побросали на тротуар смятые пивные банки и обертки от шоколадок.

— Недолго, — ответил он и направился убирать мусор за молодежью, — судя по всему, очень недолго.

Дедушка, однако, ошибался. Капитализм никуда не девался, не разваливался. Мусора на улицах и в головах людей становилось все больше, умных и честных людей — все меньше.

Ивана отвлекло от воспоминаний громкое всхлипывание его пожилой соседки.

— Эх, Карп Иосифович, — грустно пробормотала она, — на кого ж ты нас покинул? Как же теперь наша партийная ячейка да без такого идейного борца? Точно теперь памятник вождю снесут!

Иван заинтересовался. Дедушка хоть и много рассказывал о прелестях жизни в Союзе, но вот вовлекать внука в дела партии не спешил.

— Успеешь еще, — всякий раз говорил он, когда Иван пытался предложить свою помощь в деле партии, — сначала отучись, специальность получи, женись да детей заведи, а потом уже будешь о высшем благе для человечества думать! Мы пока и сами справляемся.

Иван и учился, и специальность получил, хорошую, рабочую — оператор металлообрабатывающего станка. Да только работу найти с такой специальностью ему не удавалось, вот и пришлось идти получать еще одну профессию.

Теперь Иван трудился офисным клерком в одной крупной фирме. С утра до ночи перебирал бумажки, подшивал и перепечатывал документы и сильно ненавидел свою работу, считая, что она мало того, что глупая и бесполезная, так еще и ни на шаг не приближает к построению мира справедливости и счастья на всей планете.

Церемония близилась к концу, рабочие кладбища готовились опустить гроб в могилу, когда вдруг звуки музыки стали громче.

Иван и все присутствующие на похоронах возмущенно подняли головы. Оркестр появился из-за зарослей шиповника и приближался прямо к месту похорон.

Бравурный марш рвал в клочья тишину кладбища. Гром барабанов и рев труб не оставлял никакого шанса блаженной тиши места последнего пристанища.

— Это просто возмутительно! — воскликнула одна из старушек, сильнее затягивая на голове черный платок.

Иван никогда ее прежде не видел, но, судя по черному наряду и бормотанию молитв, это была одна из тех старушек, что посещали все похороны, развлекались они так.

— Это что, «Интернационал»? — Иван, прислушавшись, с удивлением узнал любимый дедушкин марш.

— Ай да Карп Иосифович! — невольно улыбнулась женщина рядом с Иваном. — И после смерти — настоящий коммунист!

Оркестр остановился прямо напротив раскрывших от удивления рты людей и с еще большим энтузиазмом вжарил — другого слова Иван подобрать не мог — марш.

Иван невольно вслушался в знакомые с детства звуки и вдруг понял, что печальные мысли вылетели у него из головы, медь и барабаны выбили из него печаль и скорбь, как удары кузнечного молота выбивают из чугунной заготовки углерод, превращая ее в гибкую и прочную сталь!

Плечи Ивана расправились сами по себе, на губах заиграла улыбка, скулы сжались, подбородок выдвинулся вперед — вот сейчас Иван был готов и к трудовым свершениям, и к подвигам во имя построения коммунизма на всей планете!

Дирижер оркестра подошел к молодому человеку и протянул ему запечатанный конверт плотной бумаги.

Ошеломленный Иван машинально взял конверт и спрятал во внутренний карман пиджака.

Музыка резко оборвалась. Рабочие опустили гроб и быстро забросали могилу землей. Скорбящие мало-помалу стали расходиться, перебрасываясь тихими фразами, в которых то и дело слышались слова, вроде «настоящий коммунист», «стальной стержень», «сейчас таких не встретишь».

Спустя некоторое время Иван остался один.

Он думал о дедушке, о его рассказах, о своей жизни. Не о таком он мечтал, когда слушал Карпа Иосифовича в детстве и юношестве. Никогда не мечтал он о том, чтобы просиживать штаны в офисе, чтобы видеть в телевизоре наглые рожи проклятых капиталистов.

— А вы все-таки приходите в субботу, — раздался позади Ивана голос.

Парень от неожиданности подпрыгнул на месте.

— Что, простите? — дрожащим голосом спросил он.

— Я говорю, на митинг приходите, — давешняя женщина смотрела на рослого парня снизу вверх, — в сквере за домом культуры по Ольховой улице. В нашем городе это последний памятник вождю, нельзя его сносить! Если понадобится мы и под трактор ляжем! Карп Иосифович бы лег, я точно знаю!