<p> Жизнь стремится к равновесию, и если вчера было время мерзавцев и подлецов, то будет - героев и храбрецов. Узок их круг, страшно далеки они от народа, но дайте срок!</p>
Глава 1
— Очки сними, — посоветовал Иван.
Я послушно снял и стал вертеть их в руках.
— Ты прямо дитятко. Спрячь, а лучше дома оставь. Без них хоть что-нибудь видишь?
— Большое что-нибудь — вижу. Вблизи. При хорошем освещении. А маленькое что-нибудь могу не разглядеть. Особенно вдалеке.
— Ничего маленького не ждём, — заверил Иван.
Очки прятать было некуда, футляр для очков у меня хлипкий, мирного времени, для библиотеки хорош, а для боя не годится. Поэтому я просто положил очки за наличник. Здесь хоть не сдует.
— Так-то лучше. Идём, интеллигенция, опоздаем.
— Авось, — ответил я.
Опоздать мы не могли, некуда нам было опаздывать. Я, Иван, Макар Степанович, Ирина Викторовна, Леонид Борисович и другие дубравчане, словом, все сто четырнадцать жителей посёлка стояли перед домом Симоненко, крайним с западного конца Дубравки. Холодно, минус пятнадцать. Ветер небольшой, и на том спасибо. Снежок редкий, но чувствую, к ночи запуржит.
Здесь мы. Там они. Они — это демонтажники, бригада по ликвидации незаконно возведенных построек. Так в документах именуют нашу Дубравку, шестьдесят восемь жилых строений плюс неучтенное число надворных построек. Демонтажников-строителей один автобус, бригада. Бригаду поддерживает ОМОН, три автобуса. Числом нас примерно поровну, но что могут сделать плохо организованные безоружные люди от мала до стара против бульдозеров и ОМОНА, пусть даже эти люди защищают собственные дома? Разве что костьми лечь. Но не всем хочется. Да и не дадут — самим лечь.
— Предупреждаем, те, кто станет препятствовать, будут наказаны в административном порядке, — прокричал в матюгальник майор-омоновец.
— В цепь становитесь, в цепь, — скомандовал Макар Степанович, в начале шальных девяностых трибун среднего калибра, а сейчас — никто. Как я. Как Иван. Как все жители Дубравки. Но ему-то семьдесят лет, не стыдно.
Мы растянулись цепью. Женщины с детьми тоже, в надежде, что не тронут.
Бульдозер — японский, красивый, оранжевый, словно большая игрушка. Он зарычал и пошел на цепь. Но метров за десять от нас остановился. Давить народ бульдозерист не станет. Во всяком случае, в первый день.
Взвод омоновцев налетел на цепь, налетел и разорвал, словно не цепь это, а гнилая веревка. Что делать, мало у нас железных людей, а крепость цепи определяется слабейшим звеном. Слабейших звеньев у нас хватает. Да вот хотя бы я. Выдернула меня пара омоновцев, ухватила хитро, не рыпнешься, и повела к автобусу. Я и не рыпался, ноги переставлял послушно, и потому меня почти не били — так, дали разок по шее и пару раз по спине, без злости, больше, чтоб согреться.
Автобус — «Пазик» — заполнился быстро. Взяли человек пятнадцать, молодых и буйных. Или просто молодых, меня, например.
— Ну, орлы-галки-вороны, побузили и будет. Сейчас я отвезу вас в район, составим протокол и всё, что положено — капитан говорил весело, как с хорошими знакомыми.
— Работа у него такая, — вполголоса сказал Тихон Сергеевич, некогда биолог, а сейчас всё то же никто.
Иван бы ему насчет работы сказал, но Ивана с нами не было: я успел заметить, как он стукнул одного омоновца, другого и стремительно отступил на заранее подготовленные позиции. Надеялся, что ОМОН бросит нас хватать и кинется за ним. Нас не бросили, а вот догнали Ивана, нет, я не знал. Ивану хоть и хорошо за сорок, но его запросто не возьмёшь — афганская выучка в крови навсегда.
Но я — размазня, ботаник, для меня и в автобус попасть подвиг великий.
До райцентра, Огарёвска нас не довезли. На полдороге «Пазик» остановился.
— Поломка, — весело объявил капитан. — По такому случаю объявляю амнистию. Но смотрите — в другой раз получите вдвойне.
Мы вышли наружу, каждый для ускорения получил пинка. А палкой по спине — выборочно. И больно, и обидно. Боль-то пройдет быстро…
Солнце потихоньку клонилось к вечеру. А отсюда до Дубравы часа три шагать. Хорошо хоть, что хворых и немощных среди нас нет. Дойдём.
И мы пошли назад. Автобус же покатил в Огарёвск. Быстро же починили. Умеют, когда захотят.
Пока шли, думали, с чего такая милость. В соседнем районе, в Листвянке тех, кого забрали по первому разу, мало того, что побили крепко, так ещё до полуночи продержали в райотделе, оштрафовали и выбросили на грязный пустырь, что за зданием райотдела. Это случилось осенью, морозов, конечно, не было, но дождь при плюс пяти и полном отсутствии фонарей — тоже впечатляет.
Видно, кто-то из Дубравки, тот же Макар Степанович, позвонил на телевидение, те выслали бригаду к райотделу внутренних дел снимать задержанных, то есть нас, а нас-то и не будет. Нет людей нет проблемы! В другой раз телевидение и не приедет, в каком бы состоянии не были задержанные. То есть мы. Волк, волк, звал озорной пастушок. Стратегия, однако. Тут-то они и оттянутся и за сегодняшнее тож.
До Дубравки мы дошли к закату. Все. Без потерь. Чего не скажешь о Дубравке.
Два двора, Симоненко и Хуторецкого, размели по брёвнышку. На снегу валялись не вынесенные — выброшенные из домов пожитки. То, что от них осталось.
— Теперь поняли? — укорял дубравцев омоновский майор. — Никто вам не поможет. Закон нужно исполнять. Вашей Дубравки не будет, точка. Уезжайте, уходите, делайте, что хотите, но чтобы духу вашего здесь больше не было.
— Да куда же мне на старость лет… — начала было Евгения Павловна, прежде учитель, а сейчас никто.