– Что еще? – игнорирует мою ремарку.

– Все. Он мне сначала не поверил, съездил на кладбище. Хотел во всем разобраться, почему-то решил, что кровотечение у меня началось не просто так. Учитывая украденные деньги, если они были реальны, я с таким выводом согласна.

– Еще?

– Нет, теперь точно все, – говорю я уверенно. – Ему позвонили, сообщили о твоей смерти, и мы сразу же начали собираться. Потом его убили.

– Ты должна была рассказать мне, – говорит Тихон строго.

– Да когда? – Я удивленно распахиваю глаза. – Тогда казалось – это только наше с ним дело. Не связано и вообще… усугубит твое недоверие. А потом столько всего случилось, что уже не до чего. И теперь вот это.

Тихон поднимает руку чуть выше своей головы, а через три секунды к столику подходит официантка.

– Что-нибудь еще? – вежливо спрашивает девушка.

– Счет, пожалуйста, – скупо произносит Тихон. Переводит взгляд на меня и добавляет: – И десерт с собой.

– Какой? – уточняет девушка.

– Все, – коротко режет Тихон.

До самой машины больше не произносим ни слова. Тихон впал в глубокую задумчивость, между бровей пролегла складка, делающая его лицо недоброжелательным. Он снова похож на того мужчину, что однажды оттаскал меня за волосы и бросил в лесу.

– Тихон, – зову я его почти шепотом. Осторожно касаюсь его руки, привлекая внимание. Когда он поворачивает голову, спрашиваю, чуть не плача: – Ты же не думаешь теперь, что мы с ним были в каком-то сговоре со всеми остальными? Мы же не вернемся к этому, правда?

– Я уже не знаю, что мне думать, Анфис, – отвечает он предельно откровенно. – Так ли я хорош, что женщина, мечтающая о семье и детях согласилась отказаться от всего, чтобы быть со мной? Или согласилась, чтобы было проще манипулировать? Или чтобы у меня рука не поднялась прибить, когда все вскроется?

Из-за попытки сдержать слезы по моему телу проносится волна мурашек. Но глаза щиплет обидой, губы дрожат, а взгляд мутнеет, и ни черта я с этим поделать не могу.

Я моргаю и сажусь прямо, чтобы не видеть разочарование в его глазах. И чтобы не отвечать на то, в чем с трудом призналась себе.

– Я со стенкой разговариваю? – с раздражением уточняет Тихон. – Посмотри на меня и дай прямой ответ.

Я нервно прыскаю и снова моргаю, прогоняя из глаз слезы. Приподнимаю очки, закрываюсь от него ладонью, делая вид, что тру глаза.

– Анфис, я жду.

– Да пошел ты, – роняю я неожиданно для обоих. Сердце начинает колотиться так быстро, что в жар бросает. Но с намеченного пути я сворачивать не собираюсь. И я – оскорблена. Пусть знает. Поворачиваю голову, дерзко сталкиваюсь с ним взглядом и повторяю четче: – Пошел ты.

Карелин вдруг начинает улыбаться. Даже глаза сужаются, так его распирает. Довольный хитрый лис, вот он кто.

– Серьезно? – вскидываю я брови. – Довел до слез и радуешься?

– От сомнений надо избавляться быстро и безжалостно, – заявляет он нагло.

– В следующий раз быстро и безжалостно засунь себе их… – Я затыкаюсь, а он смотрит на меня с умилением, ожидая, когда из моего рта вырвется грубость. – Ой, все, – морщусь я и отворачиваюсь, взмахивая кистью, а Тихон начинает ржать. – Лучше перестань, – грожу я, не поворачиваясь.

Тихон сразу же замолкает. Пристегивает меня. Дотягивается до пакета со сладостями, достает одну коробку и пластиковые приборы, ставит мне на колени. Пристегивается сам и заводит мотор.

– Ты просто швырнул в меня вкусняшкой, – бурчу я, косясь на него волком. – Так не извиняются.

– Чуть позже. Пока слишком высок риск быть еще раз посланным. И еще выше, что предложение будет воспринято буквально.

Тихон глушит мотор, отстегивает ремень безопасности и подается вперед, переваливаясь через подлокотник.

– Прости, – шепчет он мне в щеку и туда же целует. – И мы со всем разберемся, я обещаю. В том числе с тем, что касается Маргариты.

Он вновь называет мою дочь по имени, а в моих глазах образуются соленые озера. Я поворачиваю голову, и наши носы соприкасаются.

– Правда? – спрашиваю я тихо.

– Конечно. – Тихон целует меня в губы и улыбается: – Что-то на вкусном.

– Тихон… – шепчу я, облизнувшись. – Я не думала обо всем в том же ключе, что и ты. Я просто… я не…

– Вернемся к этому разговору, когда все закончится, идет? – предлагает он мягко.