– Ну вот и что? – спрашиваю я недовольно, опустошив тарелку.

– Красивый, – отвечает Максим, не поднимая взгляда от тарелки.

– Кто? – устало выдыхаю я.

– Что, – поправляет он, откладывая вилку. – Памятник.

– Макс… – бормочу я и закрываю лицо ладонями. – Хватит уже надо мной издеваться. Хватит, прошу. Отвези меня домой. Мне завтра на работу.

– Я все исправлю. Я знаю как.

– Что?.. – лопочу я и опускаю руки на стол. – О чем ты?

– Обо всем. О нас. Я все исправлю, Анфис. Деньги теперь есть. Дом этот. Я его для тебя купил. С мелким. Почему-то думал, будет пацан.

– Хватит, – прошу я, стирая скатившиеся по щекам слезы. – Ничего уже не вернуть.

– И я найду, кто это сделал, обещаю.

– Кто сделал что? – напрягаюсь я еще сильнее. Телефон Максима вибрирует на столе, он тянется к нему рукой, а я шикаю: – Даже не думай отвечать сейчас.

– Я сказал все, что планировал, – отвечает он холодно и подносит телефон к уху: – Да. – Слушает недолго, как-то странно косится на меня. – Как? – Снова слушает ответ. – Давно нашли? Ясно. Еще на даче, да. И это тоже предельно ясно, – хмыкает Максим. – Разузнаешь? – последнее, что он спрашивает, прежде чем сбросить вызов. Опускает телефон на стол, раздраженно цокает языком. – Ничего не хочешь мне сказать?

– Я сказала все, что планировала, – откровенно ехидничаю я.

– Разве? И как я только пропустил ту часть, где ты подсыпаешь яд Карелину, дожидается, когда он откинется и преспокойно выходишь?

– Чего? – переспрашиваю я с выпученными глазами.

– Ничего не имею против, он был тем еще заносчивым гандоном, но лучше бы тебе пояснить. Потому что иначе нам обоим крышка.

– Что ты несешь? Этого не может быть, – продолжаю я настырно отрицать происходящее.

– Никто больше не входил и не выходил. Только ты.

– Значит он самоубился! – нервно взвизгиваю я.

– Карелин-то? – хмыкает Максим. Вновь берет вилку в руку, нанизывает картошку, с каким-то отрешенным выражением лица отправляет ее в рот. – Ты была так хороша, что он решил, что в жизни уже не будет ничего лучше? Вариант. Подумай, как протолкнешь его следствию.

– Максим, это шутка такая? Мне не смешно.

– Тебе заплатили? Заставили? – продолжает топить вопросами и есть.

– Когда я уходила, он спал!

– Мертвым сном?

– Ты всерьез думаешь, я способна убить человека?!

– Никто больше не входил. И не выходил, – повторяет он уперто. – Я думаю то же, что и все. Чем докажешь обратное?

– Бред какой-то, – бормочу я себе под нос, обеими руками откидывая волосы с лица. – Ты просто разыгрываешь меня. Или запугиваешь. А Тихон на самом деле жив. Конечно, жив! Что ему будет?!

– Анфиса, я не шучу, – равнодушно произносит Максим.

Берет свой телефон, копается в нем, потом протягивает мне. Я забираю его и едва не роняю из-за дрожи в пальцах. Смотрю на снятую украдкой фотографию, как из отеля выносят тело в черном мешке и чувствую, как кровь отливает от лица.

– Быть не может… Он заказывал ужин в номер, – произношу я заторможенно. – Мы ели… холодное. Я сделала глоток вина, он выпил бокал виски.

– Уже что-то.

– И после этого еще три часа он был абсолютно здоров, Максим.

– Три? – переспрашивает Максим и уважительно кивает. – Мужик.

– Хватит, а? – огрызаюсь я и нервно толкаю от себя тарелку.

– А какой реакции ты от меня ждешь? – вскидывает он брови.

– Уж явно не обвинений!

– Ну три часа, Анфис, – укоризненно склоняет он голову. – Да тебе ни один мужик не поверит. Но молись, чтобы следователь попался именно мужик, потому что трехчасовой половой акт для женщины – это серьезный мотив.

– Достаточно, – цежу я сквозь зубы и решительно поднимаюсь. – Сама поеду в следственный. Пусть разбираются.

– Отважная малышка. И что же ты им скажешь? Что заглянула к нему дождаться первого трамвая?

– Что не настолько тупа, чтобы планировать убийство на своем рабочем месте, которое, ко всему прочему, увешано камерами! – рявкаю я, не выдержав. – И не психопатка, чтобы таскать с собой яд просто так, на случай если приспичит его кому-нибудь подсыпать!

– Что ж, звучит вполне разумно. Только до следственного ты не доедешь. Сядь.

Ощущение, что это чья-то тупая шутка, не отпускает.

Я продолжаю стоять и Максим рявкает:

– Сядь!

Одновременно с этим толкает свою тарелку вбок. Раздается звон битой керамики, а когда вновь повисает тишина, я медленно опускаюсь обратно.

– Итак, вот тебе факт номер один – мы в дерьме. Мы оба. Ты по очевидным причинам, я – косвенно. Когда они пересмотрят камеры за весь вечер, увидят и меня, следующего за вами по пятам. Так что, сейчас мы на всякий случай соберем продукты и свалим отсюда.