— Пожалуй, идея годная, — после некоторого раздумья соглашается Кузнецов. — А когда сможете приступить к зарядке?

— Да хоть сейчас, у вас в кабинете.

Зря я, наверное, приехал на машине. Водичку-то я зарядил, причём два ведра, но после этой энергозатратное процедуры дюже сильно клонило в сон. А мне ещё предстояло вести машину в обратном направлении. И у Риты прав не было, так что пришлось остановиться на полпути, съехав на обочину, и прикорнуть на полчасика прямо в машине. Но ничего, к 11 часам вечера добрались, и я тут же, в полусонном состоянии приняв душ, даже не поужинав (хотя мы после сна на обочине перекусили в дорожном кафе), свалился в постель.

А в среду вечером позвонил Миронов. Сообщил, что Папанов после долгих размышлений и проблем со здоровьем созрел для встречи со мной. Мне нужно только назначить место и время. У Анатолия Дмитриевича сейчас съёмок нет, а в «Театре сатиры» пока появляется на сцене пару раз в месяц в спектакле «Бег». И вообще Миронов может дать домашний номер коллеги, чтобы я мог напрямую с ним договориться. На том и порешили, и минуту спустя я уже набирал Папанова.

— Анатолий Дмитриевич? Добрый вечер! Беспокоит знакомый Андрея Миронова — Арсений Коренев. Андрей мне только что звонил, сказал, что вы согласны со мной встретиться.

— А-а, да-да, мы с ним разговаривали на эту тему. Очень приятно с вами познакомиться, хотя пока и заочно, по телефону.

— Анатолий Дмитриевич, что вас прежде всего беспокоит?

— Да сердечко пошаливает, и…

Он запнулся, но я его подбодрил:

— Говорите, я врач, мне можно говорить всё, как священнику на исповеди.

— Ещё трофическая язва на ноге с войны, но я не знаю, что с этим можно делать. Доктора мне ещё тридцать лет назад сказали, что это на всю жизнь, просто посоветовали лишний раз её не беспокоить и периодически осматриваться у специалиста.

— Понятно… Как вам самом удобнее — у меня или у вас дома?

— Да мне, знаете ли, без разницы…

— Ну тогда чтобы вам лишний раз по городу не мотаться, давайте я к вам приеду. К примеру, завтра вечером?

— М-м-м, хорошо, давайте так. Записывайте адрес…

К дому №8 на Спиридоновке я подъехал, как и договаривались, в семь вечера. Фасад 13-этажного дома выглядел стандартным, а вот планировка внутри оказалась элитной. В просторном холле стояли большие кашпо с декоративными пальмами, плиточный пол сверкал чистотой, разве что консьержа не хватало.

На третий этаж я поднялся пешком, хотя руку изрядно оттягивала сумка с «живой» и «мёртвой водой». Дверь открыл сам Папанов, одетый в спортивный костюм. Чисто выбритый, улыбчивый, но с мешками под глазами, явно его старившими. Позади хозяина появилась миловидная женщина лет 55, которую Папанов представил как свою супругу Надежду Юрьевну. Из недр памяти всплыла информация, что жена актёра служила в том же театре, и пережила мужа лет на тридцать[1].

— Выписку из истории болезни приготовили, как я вас просил?

— Конечно, вот, держите.

Я знал, что Папанов страдает сердечно-сосудистой недостаточностью, но, будучи врачом, не мог не заглянуть в историю болезни. Ну да, обычный набор недомоганий для человека почти 57 лет. А выглядит лет на десять старше. Впрочем, это было свойственно многим представителям старшего поколения, прошедшим и годы репрессий, и Великую Отечественную, и голодные послевоенные годы.

— Давайте для начала займёмся вашей ногой, — предлагаю я. — Где нам можно уединиться?

Уединяемся в комнате, которая, по словам Папанова, раньше принадлежала их дочери Лене. У той уже давно своя семья, Папановы подарили дочери с зятем 1-комнатную квартиру. А те, в свою очередь, недавно подарили им внучку, нарекли девочку Машей.

— Вот, смотрите. Анатолий Дмитриевич, — говорю я, доставая из портфеля два флакона с водой. — Сейчас мы это применяем на вашей язве, посмотрите, каков будет результат. Ставьте ногу в тазик и подтяните штанину.

Язва была не сказать, что большой, однако, учитывая, что она трофическая, обычное лечение тут вряд ли бы помогло. Ещё и неприятный запах издавала. Папанов, судя по выражению его лица, этого жутко стеснялся. Ничего, мы, доктора ко всему привычные.

Из флакона с чёрной отметиной я начал медленно лить на язву «мёртвую воду», она зашипела и запузырилась, как перекись водорода. Когда пенка сошла, края раны приобрели из лилово-жёлто-синего нормальный цвет, и я полил её «живой водой». Я покосился на циферблат часов. Секунда, две, три… Десять… Тридцать, сорок пять…

— Боже ты мой, — ахнул Папанов.

Ещё бы, про себя усмехнулся я. Почти минута — и от раны остался только тонкий шрамик, свидетельствовавший, что когда-то на этом месте была незаживающая язва.