— А вы чего тут делаете, Илья Тимофеевич? — сделал шаг вперед Штерн. — Тут вам не светский раут!

— Пришел сообщить новые обстоятельства дела Коршуновой, — сказал я погромче, чтобы и нелюди услышали меня.

И не прогадал — все зашептались.

— Не видите, что творится?! — хмыкнул Штерн. — У нас тут такие обстоятельства, закачаешься!

И жандармы за его спиной расхохотались.

— Пропустите, это дело касается и меня!

Тимофей Борисович Штерн нахмурился, но, заглянув в мои младенчески-честные глаза, все же кивнул.

Цепь на воротах ослабили, но только чтобы я смог прошмыгнуть за ограждения. За мной попытался пролезть один из нелюдей, но получив дубинкой по рукам, ушастик взвизгнул и отпрянул.

— Все назад, твари! — рыкнул на них Штерн и шепнул своему заместителю: — Если попробуют сломать ворота, открывайте огонь.

Затем мы с ним направились внутрь.

— Надеюсь, вы пришли сюда не чаи гонять. Вам есть что сообщить по существу? — спросил шеф, пока мы шагали по коридору.

— О, да! — кивнул я. — Я хозяин Коршуновой.

Штерн тут же застыл на месте:

— Вы шутите?! Она сказала, что вольная.

— Была вольная. Позавчера, — ухмыльнулся я и потряс перед его глазами купчей. — Но ее брат не так давно продался мне в крепостные, а значит, и она тоже.

— Недолго порхала птичка по белу светушку, — хмыкнул проходящий мимо жандарм, но при виде хмурой морды Штерна мигом испарился.

Затем меня сопроводили в кабинет к следователю, который и вел дело Томы. Этот хер мне сразу на понравился — какой-то скользкий тип с водянистыми глазами.

И вот я снова сижу перед служителями закона в позе невинного агнца. А ведь еще пару дней назад нам с Меттой приходилось сидеть в плюс-минус таком же положении.

— Почему хозяин вы, а обвиняемая служила в доме у Ленских? — спросил следователь по фамилии Синицын, вглядываясь в меня с таким видом, будто хотел проглотить.

Штерн замер за его спиной и, сложив руки на груди, смотрел на меня взглядом охотника.

— Я проиграл Тамару в карты, — пожал я плечами. — Вернее, уступил. На время.

— Вы купили нелюдей Тамару Сергеевну и ее брата Ярослава Сергеевича Коршуновых позавчера, — ткнул Штерн пальцем в купчую, — и в тот же самый день проиграли их ссыльному аристократу Ленскому Льву Александровичу в карты?!

— Все верно, — кивнул я и завел руки за голову. — Знаете ли, люблю перекинуться картишками за столом, время от времени… Но мне не всегда улыбается удача.

— И что это меняет в деле? — скривился Синицын. — Вы сказали, у вас есть новые обстоятельства?

— Обстоятельства таковы, — сказал я, включая свое красноречие на полную катушку, — что единственный свидетель произошедшего — это кухарка, которая увидела невесть что дождливым и мрачным вечером. Сами понимаете — темнота, гром, молния, а тут еще и мимик в доме! Вот старая женщина и повредилась рассудком, только взглянув на эту образину.

— Мимик?!

— Именно. И рядом с ней ребенок шести лет, а еще Софья Ленская, но она сама считает, что повредилась рассудком от страха. Ее показания у вас в деле должны присутствовать!

Штерн посмотрел на Синицына, и тот мигом вытащил бумагу. Шеф быстро пробежал показания глазами, хмыкнул и бросил показания на стол.

— А у Софьи просто ангельский почерк! — надула губы Метта, вглядываясь в строчки вместе со мной. — Сразу видно, аристократка!

Я пожал плечами:

— Ну не станете же вы всерьез доверять свидетельским показаниям умершей старушенции, напуганной малышки и девушки, которая сама не понимает, что видела. К тому же Тому она не обвиняет, и полностью согласна с версией с мимиком. Как и ее брат Лев Александрович.

Затем я в подробностях и в красках изложил им свою версию происшествия. Никаких одержимых и злых нелюдей, жаждущих крови аристократов, в моем повествовании не было.

Записав за мной, следователь передал мне бумагу. Ознакомившись с собственной версией, я поставил свою закорючку и вернул им документ. Подшив мои показания к делу, где-то с полминуты оба жандарма полировали меня глазами. На лбу Синицына пульсировала жилка. Штерн тоже молчал.

— Поэтому Тома виновата только в одном, — нарушил я молчание и потянулся. — Оказалась ни в том месте, ни в то время. Да и судя по всему, горничная из нее неважная, раз она с хозяйкой зависала в столовке вместо того, чтобы выполнять свои непосредственные обязанности. Позвольте мне забрать мою глупенькую лисичку и удалиться!

Снаружи снова раздались рассерженные голоса. Штерн же продолжал молча пялиться на меня.

— Ничего подобного мне подследственная не сообщала, — сказал Синцын, обернувшись к своему начальнику. — Она напирала, что она вольная и устроилась в дом к Ленским по приглашению сестры, а не вследствие проигрыша в карты! Я подозревал, что она беглая и даже сделал запрос в…

Шеф жандармов только дернул щекой. Синицын покраснел и, схватив дело, покинул помещение.

Затем тяжелая фигура Штерна уселась на его место. Еще минуту следователь молча вглядывался в меня.