Я задержал дыхание, стиснув кулаки, пока обрывки воспоминаний о слиянии крутились в голове. Его сопротивление… Он не просто ощущал дискомфорт — это была яростная защита, враждебное отторжение, как если бы я вторгся в запретное, сокровенное пространство, которое он защищал любой ценой.

— Архив, — начал я, пытаясь собраться. — Ты заметил, как он выталкивал меня?

— Разумеется, Хранитель. Его реакция проявилась с высокой интенсивностью, — ответил Архив тоном, в котором я уловил нотку любопытства. — Его психическая активность достигла уровня, характерного для ментального разрыва.

— И разрыв практически произошел, — пробормотал я, обдумывая это. — Такое сопротивление… это было нечто другое. В слиянии присутствует доля дискомфорта, но он воспринимает его как оскорбление. Как если бы я попирал нечто для него священное.

Архив подтвердил это с ровной, непроницаемой интонацией:

— Подобное отношение к вашему вмешательству выходит за рамки стандартного сопротивления. Предыдущие аватары не демонстрировали подобной реакции, Хранитель. Нынешний же отличается чрезвычайной стойкостью к ментальному контакту.

Я обдумывал его слова, испытывая странное сочетание беспокойства и облегчения. Отношение Эша к моему контролю отличалось от реакции Логана. Но почему? Вопрос витал в воздухе, открывая новые загадки.

— Может, его восприятие себя меняется после слияния? — предположил я. — Как будто он осознаёт себя… словно это личность, которую он обязан защищать.

Они обладают собственной волей, однако склонны подчиняться Хранителю по своей природе, — уточнил Архив, продолжив спустя мгновение: — Подобное отклонение от нормы должно быть исследовано.

— Пожалуй, — ответил я, снова сфокусировавшись на экране.

Изображение сменилось с хаотичных вспышек лесного тумана на спокойное, умиротворённое: на залитой светом поляне, словно специально созданной природой для отдыха путников, мягко переливались красками. Яркие солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву, танцевали по золотисто-зелёной траве, озаряя её, и вокруг разливалось тёплое, успокаивающее сияние. Поляна дышала жизнью: повсюду были разбросаны яркие пятна полевых цветов, их лепестки раскачивались от лёгкого ветерка, который нес аромат свежести и лесных трав.

Немного дальше виднелись невысокие холмы, поросшие кустарником, и среди них — узкая тропинка, петляющая к горизонту, словно приглашение продолжить путь, но уже в спокойном, неведомом направлении. Кое-где по траве мягко ступали небольшие животные, выглядывающие из-за кустов и застывающие при виде людей, прежде чем снова исчезнуть в зелени. Стайка птиц пронеслась над поляной, оставляя за собой мелодичный трель, словно напоминание о том, что мир за пределами мрачного леса полон гармонии и спокойствия.

Далеко на горизонте, словно тонкая чёрная линия, виднелся холодный хребет — цепь высоких гор, протянувшихся с юга на север. Гладкие, серые вершины уходили в небо, почти сливаясь с облаками, а их заснеженные пики холодно мерцали под лучами солнца, словно древние стражи, наблюдающие за миром с недоступной высоты. Линия хребта, поросшая редкими лесами на склонах, прерывалась острыми выступами и глубокими ущельями, будто сама земля здесь покрылась жесткими рубцами. Хребет лежал вдали, но его присутствие, суровое и незыблемое, казалось, оказывало невидимое влияние на весь этот край, как будто от него исходил неизменный холод, которым пронизан каждый порыв ветра.

Позади группы тёмные силуэты деревьев медленно утопали в тишине, их зловещие тени замедлялись и замирали, словно укрывая под собой следы недавней схватки. Переплетённые корни и толстые ветви простирались к опушке, как последний рубеж мрака, отделяющий лес от солнечного света. Багровые отсветы, пробивавшиеся между древесными стволами, угасали, а тяжёлый туман отступал, будто неведомая сила покидала это место, позволяя лесу вновь обрести покой.

Эш медленно подошёл к Юфке и Лие, которые устроились в центре поляны. Лия лежала без сознания, её лицо оставалось бледным, а дыхание — едва различимым. Эш, опустившись рядом, тяжело выдохнул, чувствуя, как каждый порез и ушиб отзывался тупой болью, но позволил себе короткий отдых, ненадолго позволяя усталости взять над собой верх. Юфке тоже молча осматривал свои царапины и раны, стараясь не показывать напряжения, но его мысли, казалось, были заняты чем-то другим.

Нарушив молчание, он наконец пробормотал:

— Спасибо, что вытащил нас оттуда.

Эш кивнул, принимая это редкое признание. Он знал, что благодарность давалась Юфке непросто, и пусть его слова были сдержанными, даже такое короткое «спасибо» значило для него больше, чем можно было выразить словами.

Моряк поднял на него взгляд и добавил, тихо, но с едва заметной усмешкой:

— У тебя что, хобби такое? Сначала натворить делов, а потом героически их разгребать?

Эш, застигнутый этим вопросом врасплох, смущённо потер затылок и с горькой усмешкой ответил: