Шрифт:
Шиповничек
А это шале
Глава 3
Музыка ветра
Люсьен, голодными глазами мрачно наблюдавший за нашей трапезой, всё же сдался. Да и никто бы на его месте не выдержал таких запахов. Мальчишка сел за стол, молча положил себе рагу, покосился на Дезирэ и принялся есть с видимым страданием на лице. Принц тоже промолчал, но, когда пажу оставалось доесть буквально несколько ложек, задумчиво спросил:
— Ты же знаешь, откуда берётся колбаса?
— Перестань!
— Или, когда ты покупаешь сервелат, то даже не догадываешься, что когда-то он бегал, маленький, розовенький, и задорно похрюкивал, поводя круглым любопытным рыльцем?
— Заткнись! Очень тебя прошу.
Дезирэ послушался. Но спустя несколько минут коварно заметил:
— Вот этот, мне кажется, был рыженьким. Или сереньким? Нет, точно рыженьким…
Люсьен вскочил и выбежал из дома, громко хлопнув дверью. Принц тихо рассмеялся, довольный собой. Поднялся. Глянул на меня свысока.
— Я застелю вам постель в мезонине. Завтра мы будем уже в Монфории. Я проверил: наматрасник и одеяла целы. Но нужно собрать сено и заново набить. И вытряхнуть.
— И как мы будем отвоёвывать…
— Об этом потом. Сейчас отдых: устал, как пёс
— А Люсьен… Вы будете его искать? Мне кажется, тут в горах полно волков.
Жених лениво усмехнулся:
— Знали бы вы, как ужасен Люс в гневе! Они просто побоятся с ним связываться. Не тревожьтесь. Главное, ночью из дома не выходите…
Мне снились волки. Они прятались в кустах и жалобно, по щенячьи поскуливали, поджимая пушистые хвосты. И мне хотелось забраться в стаю пушистой братии и спрятаться, замереть, перестать дышать, чтобы Тот, Кто затаился во тьме, не услышал, не нашёл. Я чувствовала его дыхание, я ощущала его взгляд. У него не билось сердце, и кровь в жилах была ледяная, словно горная река.
Распахнув глаза, я уставилась в темноту. Когда-то потолки в шале были белёными, но известь давно облетела, осела серой пылью на стенах, полу и мебели. Сквозь заколоченные ставни тускло пробивался лунный свет. В тишине я услышала своё тяжёлое, хриплое дыхание, подняла руку и коснулась лба. Он был мокрым и холодным.
Я села на кровати. Сердце колотилось бешено.
Который сейчас час? Не припомню, чтобы видела в этом доме часы, да и откуда бы такая роскошь в такой убогости? Я оглянулась на постель и снова вздрогнула: её белизна в лунном свете казалась мертвящей. Нет, возвращаться в неё я не хочу… Встала, и, не одеваясь, в одной батистовой камизе — благо та была ниже колен — вышла из комнаты, спустилась вниз. На кухне никого не было. Я взяла со стола трут и огниво, зажгла свечу, стараясь не думать, откуда в доме, опустошённом мышами, взяться восковой свеча.
Никого не было. Люсьен, видимо, разместился во втором мезонине, выходящем окном на другую сторону. Зато был тёплый вишнёвый плащ принца. Он одиноко и печально висел в углу, и я, конечно, не осталась равнодушной к несчастному. Завернулась в него, вернулась за стол, вытащила крохотное зеркальце-медальон, раскрыла и стиснула пальцы до боли…
У Вальжана были толстые, мокрые губы. Целуя, он попытался протиснуть мне в рот язык, я отдёрнулась. Сплюнула и демонстративно вытерла рот.
— Ты ошалел совсем?!
Жених нагло рассмеялся:
— Да ты совсем малолетка! Даже целоваться не умеешь.
— Умею, — прошипела я. — В отличие от тебя. Никто в своём уме язык в чужой рот не пихает.
— Ты даже не представляешь, что я в тебя скоро запихну! — он поиграл бровями и сально улыбнулся.
Меня затошнило. Я, конечно, знала, что конкретно и куда пихают после свадьбы. Тоже мне, секрет Полишинеля. Мне было меньше четырёх, когда при мне дворовая собака зачинала щенков. Я уж не говорю о… Дева Мария, вот как тут не согрешать помыслами, когда все вокруг только и делают, что осеменяют собак, кур, коз, овец? Как во всём этом блуде сохранить целомудрие?
— Па, она покраснела! — захихикал Вальжан и заухмылялся, подмигивая.
Мельник, лоснящийся от жира, ухмыльнулся. Он даже прервал торги с моим отцом о приданом, чтобы ещё раз внимательно меня оглядеть. Взгляд будущего свёкра остановился на моей груди.
— А трепались, что с пастухом спуталась… Я ж говорил: кабы спуталась, так давно понесла бы. Хорошая девка. Хороших внуков родит.
— В бёдрах узковата, — сумрачно отозвалась его жена, хмуря толстые брови.