Так вот, дамы могут снова приехать, но обязательно перед приездом нужно получить официальное разрешение отдела № 12 штаба Банги и милости просим. И кто же спрашивается даст разрешение, если такого отдела не существует в природе? Помыкаются пару дней и уедут, догадавшись, что им тут не рады.

Но в любом случае я обратил на себя внимание и потому неприятности стал наживать буквально с самого прилёта в Африку. Как говорится оказался не в том месте и не в то время.

А через несколько дней Черепанов, вызвав меня к себе сообщил, чтобы я собирался от греха подальше. На аэродром, о котором даже в свите президента ЦАР мало кто знает. Недели на две, а там видно будет.

— Но есть одна проблема, — добавил он после некоторого раздумья.

Подождал пока на моём лице проявится заинтересованность и начал рассказывать:

— Есть там один «ценный работник». Некто Разумовский. Дома он в подполковниках ходил. С ним никаких вась-вась, только строго по форме, потому как он чёрных недолюбливает. Переспал однажды с негритянкой, экзотики захотелось. Вот она и порадовала его целым букетом, а он свою молодую супружницу. А жена его, ни много ни мало, приходилась дочкой, — и Черепанов указал пальцем в потолок, — сам понимаешь, скандал был не маленький и засиделся Разумовский в майорах очень надолго. Как выкрутился не знаю, но поговаривают, что нашёл себе очередную пассию и новый папочка расстарался для зятя. Вот такие дела. Я, конечно, под боком, но и ты особого не буйствуй, а то знаю я вас боевиков.

Я попытался объяснить, что на самом деле я никакой не боевик, случайно получилось, благодаря цвету моей кожи, которая как нельзя лучше вписывалась в реалии, но Черепанов только махнул рукой. Мол, знаем, плавали. Конечно, не боевик и ножиком только колбаску резал, а ушлые ребята сами напоролись.

Небольшой грузовик, съехав с асфальтированной дороги и поднимая за собой столб рыжей пыли помчался в сторону аэродрома. Я, глянув на приближающийся автомобиль, перевёл взгляд вдаль и не увидев машину сопровождения, остался на месте. Борт сел ещё три часа назад, и все об этом были прекрасно осведомлены, однако, добрались только сейчас. Я, развернув правую руку глянул на часы. Начало двенадцатого. К слову сказать, въезд на аэродром без старшего с 11.00 до 13.00 запрещён. Обед, и начальству совершенно не интересно чтобы около техники болтались посторонние, а в приближающейся колымаге начальника точно нет. Не будет он передвигаться в подобном катафалке под палящими лучами солнца и без тента. На улице 42 градуса в тени, скорость ветра 1–2 метра в секунду, даже листья на деревьях не колышутся от такого дуновения и как пишут в газете на последней странице в разделе погоды: соотношение температуры и влажности, неприятно воспринимается большинством людей.

Так что, кто находится в автомобиле поди узнай. Может вояки такие как я, может гражданские специалисты или ребята из ЧВК. Или, это я уж совсем утрирую, грузчики которых наняли перевезти пару ящиков. Форма хаки, у всех автоматы. И что? Это можно приобрести на ближайшем рынке в любом городе.

От столицы далеко, мобильная связь отсутствует. Здесь приземляется каждый пятый «Ил». Здесь нет оркестра и оказаться на территории, чужому, весьма проблематично, хотя, со стороны может показаться обратное.

Грузовик, остановившись около шлагбаума обдал клубами пыли заставив отвернуться, а парни в камуфляже с удивлением уставились на меня. Я, пробежав взглядом по запыленным лицам и не увидев ни одного знакомого, молча отвернулся. Новая команда. Двое в кабине, четверо в кузове.

В принципе, я бы их пропустил, ну поорал полковник в очередной раз и флаг ему в руки. Что делать, если сопровождающий разгильдяй и скорее всего квасит пиво в посёлке. Есть небольшой в пяти километрах. Там всегда бочковое присутствует. А ребята, пропитанные потом, должны сидеть на солнышке и это в конце января, когда о дожде можно только мечтать.

Наших я отличаю за три километра, да и не сунется сюда ни одна чужая машина. Дороги перекрыты блокпостами и, если уж свернула на грунтовку и так всё понятно, тем более на лобовом стекле приклеен проходной знак. Но не срослось. Не успел я подняться, когда услышал насмешливый голос из кабины:

— И что этот негативчик делает у нашего аэродрома?

— Наверное, зулусов наняли охранять шлагбаум, — ответил кто-то из кузова, и они дружно заржали.

Я про себя усмехнулся, а вот это они зря затеяли. Как говорится «не зная брода, не суйся в воду». Теперь полтора часа пожарятся на солнышке и даже если старший явится, заставлю их сидеть на солнцепёке до конца перерыва.

Водила посигналил и крикнул на английском языке:

— Открывай шлагбаум.

Я сделал вид, что не понимаю, демонстративно зевнул и отвернулся.

— Мать его, — произнёс кто-то из парней, — и как к нему обращаться? Кто помнит, что-там Сычёв о политкорректности говорил, они теперь не негры, а кто? Не называть его же афроамериканцем, этот же местный?

— Чёрный, — подсказал парень, сидевший рядом с водителем.

— Так это и есть негр, — возразил водила, — может сами откроем? Может этот зулус ждёт здесь кого-то? Аркадий, глянь, в будке кто есть? Если никого, отворяй калитку и поехали.

Стебались конечно, никто с местным населением на английском говорить не будет. Бывшая французская колония как ни как, и не поверю, будто их не предупредили, что на воротах мулат. Хотя на самом деле я квартерон. Как Пушкин, как Дюма.

Полковник Разумовский, здесь он как все сугубо гражданское лицо. Меня не возлюбил с первого взгляда. Я, понятное дело, этого от него и не добивался, он не тёща и я не барышня. Хотя, так и не узнал, о чём думали в Москве отправляя советником в Африку ярого расиста, который чёрных буквально ненавидел. Разумеется, обобщать не нужно. Таких уродов мало и пробираются они наверх очень медленно, взвешивая каждый свой шаг и тщательно вылизывая одно место своему начальнику. Да и долго он не собирался тут околачиваться, побывал в зоне боевых действий, месяц другой отсидится и домой за новой звёздочкой, а иначе и быть не может. Боевых действий на аэродроме, за пределы которого при мне он ещё ни разу не выезжал, никогда не было. Пиво и водку ему доставляли младшие инструкторы, а он, нажравшись в очередной раз, рассматривал меня в оптический прицел снайперской винтовки и ухмылялся.