Шрифт:
Млять, да мы на такой пороховой бочке сейчас. Я хрен знает, куда бежать. На ядерной бомбе, сука. Сфера спаси и сохрани. Если эта гора вот прямо сейчас возьмёт да оживёт… Как её убивать–то?? Что–то я разнервничался.
Надо бы со спутника глянуть, может, таких целых разбросано по мирам уйма. А где информация с бортового журнала Террагенезиса, как они вообще сюда попали? Событие ж не из рядовых.
Да в Центр сейчас ой, как не хочется!
Плетёмся до первой смотровой с беседкой. Дед устал, девки вот–вот его под руки возьмут. Да они и сами взмылились. Что греха таить и у меня ноги ватные. Мне бы проще телепортами, да пугать часовых не хочется. Вон как со своих постов смотрят угрожающе, рыжие курицы.
Примостились на отдых, сидим, отдыхаем на хлипких скамейках. Всё деревянное здесь на честном слове держится, к шкуре ведь ничего не прикрепишь. Хотя цементом явно местами нарастили хорошие фундаменты как раз для караульных вышек и огневых точек с баллистами.
Понимая, что при сопровождающих Омбер не станет развивать тему о метаморфе, решил о другом расспросить.
— Так куда мужиков всех подевали?
— У нас их и нет, — усмехнулась одна из сопровождения, глазки мне внезапно состроив.
— Самцы либру, — пояснил Омбер, ещё не отдышавшись и закашлял.
Глава аэродрома Марета после одобрительного кивка профессора стала неуверенно рассказывать и эту сторону их жизни.
Оказывается на десять тысяч рождённых мальчиков лишь один по статистике нормальный. Остальные рождаются дебилами. И к половому созреванию выглядят, как те барышни после насилия пятипалого на острове. Только у баб это в момент, пока их не казнят. А с самцами своими они возятся до поры до времени. Живут такие в специальных лагерях, в самом Монолите есть основательное учреждение под самых отборных самцов. Где им обеспечен полный уход, как душевнобольным. Там половозрелых и доят на сперму. Их выгуливают отдельно, как скот, следят, чтобы были чистые, кормят…
В какой–то момент от рассказа стало противно. Эта обыденность в голосе звучала так омерзительно. Я даже не стал уточнять ничего по этому поводу. Но спросил другое:
— А где те счастливчики с нормальным сознанием? Ну кроме вас, профессор.
— Такие на вес топлива, — выпалил Омбер. — Они становятся учёными, наставниками в детских школах или тренерами в наших школах солдат и боевых О Ран.
Спросил про детей, про семьи. Смеются над моими вопросами. Ни о какой материнской любви и речи не идёт. Родила, отдала в «ясли» и забыла. Дальше уже государство заботится о ребёнке.
Чем больше узнаю о Либлу, тем больше разочаровываюсь. Любви здесь нет. Ни между родителем и ребёнком, ни между мужчиной и женщиной. Никакой. И это печально.
Захотелось обратно в Фелисию, в Шестой коготь к своим деткам, к мамкам. Да чтоб просто спинку почесали, обняли, расцеловали. Они ведь искренне любят. Там ещё и новые жёны, с которыми можно делать всё. И они останутся уж точно не дурочками. А эти…
Но уже не могу я отсюда уйти. Нелли забрать надо. И с этой махиной разобраться. И с долбанным метаморфом, который влез в мою жизнь без спроса. И всё это время спокойно вертел ей, как хотел.
Только теперь я осознал, в какой опасности моя большая семья. Все те, кого люблю. Пока он есть, мне не будет покоя.
— Вы расстроены, владыка? — Спрашивает Омбер, отреагировав на мою задумчивость.
Подмывает спросить ради чего они тут существуют вообще? Ради своей науки? Поклонения Сфере? Ради войны?
— Нет, вовсе нет, — отвечаю и замечаю в небе проявляющиеся очертания Гра. А я и не заметил, что уже вечереет.
Девки тоже уставились в небо, зашептали что–то, закатывая глаза. Впервые увидел, как они молятся на планету, где у нас столько врагов. Нет, они не хотели ими быть. Просто они не могут иначе. Подобно Титану здесь, мы нависли над ними, угрожая стереть в порошок всё, что им дорого. Нет, мы не Титан. Мы хуже.
Но как им доказать, что я не собираюсь их уничтожать? Отлететь подальше и получать радиацию от местного солнца, не закрываясь больше планетой? Тогда изменится флора и фауна девяти миров на платформах, которая устоялась уже здесь. Нет, мы, конечно, продержимся какое–то время, но в итоге Система сдастся. Потому что порядком поизносилась.
Продолжили путешествие до головы Титана, дошли по шее до подбородка. Дальше Омбер взвыл и остался внизу. А я начал подниматься вверх уже с тремя дамочками из сопровождения. Двенадцать пролётов преодолел, чтобы подняться на очередную вершину и оказаться у приоткрытого рта монстра. Безумно хотелось туда заглянуть, но дорожка обходила стороной. Обошли нос, как пятнадцатиэтажный дом, который местные умудрились оприходовать под огневую точку. Над глазом у нижнего века последняя смотровая и тупик. Когда я дошёл и уткнулся в деревянные перила, девки вздохнули с облегчением.
А вон и глаз! Распахнутый, будто это всего лишь статуя. На Тёмном континенте была дыра, а здесь синяя поверхность зрачка с фасеточным покрытием. Очень смахивает на Стеклянное море, но синевато–зеленоватого оттенка. Если присмотреться, видны в глубине крупные узоры и создающие впечатление фасетки. Похоже, когда он оживёт… если оживёт, то подсветится там красиво.
Нет, я слишком долго сюда плёлся. Чтобы вот так остановиться.
— Подождите тут, девчонки, — сказал я и отошёл в сторонку. Вызвал броню с турбинами и взмыл в воздух, быстро добравшись до поверхности глаза.