— Хорошо, давай поиграем, — сказала она, шагнула к окну и повернулась ко мне спиной.

Я обнял девушку за талию, затем руки скользнули вверх и сжали ее грудь. Снежана откинула голову мне на плечо и положила ладони поверх моих, будто боясь, что я ее отпущу, но, застонав, оказалась совсем не против, когда мои пальцы, скользнув по ее животу, опустились ниже, под тонкие кружева стрингов…

— В следующий раз у тебя так со мной не получится, — сказала она через час, когда мы решили взять паузу и отдохнуть.

Девушка устроилась у меня на плече, прижавшись всем телом.

— Не получится? — переспросил я.

— Нет, может, и получится, но не так!

— Хорошо, как-нибудь перед этим непременно потанцуем, — пообещал я, перевернувшись на живот.

Тут же добавив:

— Но недолго. У меня много работы.

Снежана звонко шлепнула меня ладонью по месту ниже спины.

— Грубиян!

— А чем ты недовольна? Захотела поиграть, и я предоставил тебе такую возможность.

— Спасибо. Как выяснилось, всех правил игры я не изучила. Теперь буду знать, что так тоже можно.

А потом она начала гладить меня по телу, иногда слегка царапая ногтями.

— Отдохнул? Переворачивайся и снова принимайся за дело… то есть за тело… если уж увез невинную девушку с вечеринки, будь добр доставить ей удовольствие.

И я снова почувствовал прилив сил.

…Выспаться я, конечно, не выспался, но не слишком жалел об этом. Поскольку по независящим ни от кого причинам нам пришлось дополнительно минут на двадцать задержаться (снова напало на нас желание), мне пришлось гнать, как сумасшедшему, чтобы завезти Снежану домой, а потом успеть в суд.

К счастью, по дороге я никого не задел.

Поцеловавшись, мы расстались.

— Передавай привет Оле, — попросил я ее на прощанье.

Снежана, кивнув, одарила меня задумчивой улыбкой и удалилась.

Когда я подъезжал к суду, от Оли пришло сообщение.

«Ну ты даешь». Остановившись, я написал в ответ: «А еще у тебя подруги есть?»

Она не ответила.

Суды я не люблю. А здания судов — тем более. Все, как одно — пафосные, помпезные, построенные для внушения человеку мысли, что он никто, маленькая букашка, с которой система, пугающая своей мрачной ипостасью под названием «закон», может сделать что угодно.

Судья, по меркам этого здания, кто-то вроде небожителя. Он ненадолго послан на землю казнить и миловать. Он видит все твои грехи и способен найти подходящее им наказание. Газеты, кино и телевидение также способствуют созданию у граждан именно такого взгляда на судей.

Но у меня есть небольшая проблема. Со мной в районном отделе работал следователем паренек по имени Ваня, мой ровесник. Любитель выпить, удивительный раздолбай, который постоянно терял документы и путался в самых несложных делах. Человеком он был незлым и компанейским, правда, на этом его достоинства заканчивались.

Однако его папа был большим человеком в судебной системе Москвы, и когда Ванюше исполнилось двадцать семь (минимальный возраст для судьи), он отправил любимое чадо носить мантию и решать судьбы.

После вступления в должность я его как-то встретил на улице. Он шел, не замечая прохожих, весь из себя серьезный и важный, в дорогом меховом пальто (дело было зимой).

Однако меня Иван Тимофеевич все-таки разглядел. Неспешно поздоровавшись, он взял бывшего коллегу под локоть и медленно отвел с многолюдной улицы через арку в пустынный двор. Там он, оглядевшись по сторонам и удостоверившись, что его никто не видит, заорал: «Здорово, братан!» и кинулся обниматься.

…– Кто вы и куда пришли? — судебный пристав смерил меня с ног до головы недобрым взглядом.

— Помощник адвоката, — мило улыбнулся я, протягивая удостоверение, — на заседание по делу Левшина.

От слов «помощник адвоката» пристав расслабился. Такие ботаники-помощнички мимо него за день бегают десятками.

— Ну, ясно… оружие есть? — на всякий случай поинтересовался он.

— Есть, — все также мило признался я, — кольт 357-калибра.

Пристав впал в ступор совсем как Снежана, которую я, не спрашивая согласия, заволок к себе в спальню, и проговорил:

— Надо сдать…

Забрав револьвер и запасные патроны, он принялся водить вокруг меня металлодетектором. Не дожидаясь, пока он запищит, я сдал еще и кривой с зазубринами на лезвии раскладной нож, который иногда таскал в качестве запасного оружия.

Когда я его выложил, с приставом едва не случился инфаркт: он явно не ожидал такого арсенала.

Вику я заметил издалека — она сидела на лавочке перед пока еще закрытым залом и перечитывала документы. Я направился к ней, но ближайшая дверь вдруг распахнулась и оттуда вышел Михаил Филатович — тот самый судья, к которому мы сейчас пойдем. Филатыч, как его за глаза все называют. Живая легенда, можно сказать.