— Чёрная паутина так и осталась, сквозь рёбра не прорезать, — бормотал себе под нос Филинов, копаясь скальпелем и щипцами в ране на груди. — Только теперь кровь хлещет, и связующих тканей нет. Свет сюда! Так… значит, повреждения глубже… и как мне до его сердца достать?

«Сара. Ты слышишь? Если сейчас не затянуть раны на сердце, которые проел падший. Всё будет кончено».

«Что значит кончено? И как я, по-твоему, смогу затянуть раны?» — с искренним удивлением спросила ассистент. — «У меня же нет больше доступа к нейроинтерфейсу и строительному материалу. Как и к нанитам. Вообще ничего нет».

«Значит, я умру от кровопотери. А следом и ты».

«Что? Да с какой стати мне умирать? Я только жить начала. Эй! Не отключайся!»

— Сердечный ритм затухает. Кровопотеря больше двух литров, требуется срочное переливание, — прокомментировал доктор. — Ставьте первую положительную.

— Но, если сердце не зашить, может, в этом нет смысла? Дадим лучше наркоз, уйдёт с миром, — прокомментировала медсестра, и Филинов раздражённо фыркнул.

— Да вы издеваетесь! Я только жить начала! — возмущённо крикнула Сара. — А вы сразу умирать! Нет, так не пойдёт. Мы так не договаривались!

Я уже совершенно ничего не контролировал, сознание помутилось, и я лишь выплывал на небольшие промежутки. То сидя на чёрном колючем песке, поглаживая тигрёнка, то смотря в яркие лампы и отражатели в операционной. Даже не заметил, как окончательно вырубился, погрузившись в спасительную тьму.

Очнулся я от света, бьющего прямо в глаза. Но не обычного или ламп, а золотого, пробивающегося сквозь занавески. Ну, тут одно из двух: либо я умер, и так выглядит загробный мир, либо меня удачно прооперировали и спасли, положив в палате с видом на обелиск. Вип-места.

— Я бы не сказала, — поймав мою мысль, прокомментировала Сара.

— Значит ты здесь, — с облегчением выдохнул я. — Какие новости.

— В первую очередь заканчивай разговаривать сам с собой. Это по меньшей мере странно, — неожиданно проговорила Ольга, и, повернув голову, я увидел, что девушка с ногами забралась в кресло. Судя по накинутому пледу, она спала тут же, в палате. — Или это ко мне ты решил так обращаться?

— Учитывая всё, что между нами было, почему нет? — слабо улыбнувшись, проговорил я, и попробовал повернуться в кровати, с удивлением обнаружив, что боль почти ушла. — Похоже, магистр творит настоящие чудеса.

— Он сказал иначе, но я рада, что ты выжил. Филинов просил позвать его, как только ты очнёшься, — сказала Ольга, поднимаясь и сунув ноги в пушистые тапочки. Ботинки, почищенные от грязи и крови, стояли здесь же. Подойдя к койке, она погладила меня по руке и улыбнулась. — Подожди минуту.

— Постараюсь никуда не убегать, — ответил я, и Ольга позволила себе смешок.

«В самом деле, разговаривать вслух с тем, кого рядом нет — не лучшая идея», — вновь прокомментировала Сара. — «Но с управлением у меня пока беда. Я с трудом контролирую происходящее».

«Главное, что контролируешь. Мы выжили, а значит, с остальным можем разобраться позже».

— И как тут наш полоумный герой? — раздался голос от двери, а через несколько секунд к кровати подошёл Филинов, Ольга держалась чуть в стороне. — Вы, голубчик, сделали большую глупость. Надо объяснять какую?

— Да, пожалуйста.

— Вы выбрали не то, что я вам рекомендовал. Вместо гарантированной нейтрализации всего, и опять же гарантированного выживания, вы решились на чрезмерный и неоправданный риск, — магистр наставительно поднял указательный палец, а затем постучал им мне по лбу. — К вашему счастью, пустая голова не требует много кровоснабжения. А кроме того, вы, кажется, сумели частично освоить дары, которыми с вами поделился Обелиск.

— Он ничем со мной не делился, — хрипло ответил я. — Наоборот. Он забрал искру и всё, что у меня было. Абсорбировал.

— Искру нужно было отдать в любом случае. Это залог нашего выживания. Пусть об этом не принято громко говорить, но все главы великих кланов знают свой долг — передавать добытые божественные искры, — проговорил магистр, листая заметки, прикреплённые к кровати. — Это крошечная плата за то, что обелиск защищает человечество от самых жутких и неотвратимых бедствий. Некоторые даже считают, что с каждой поглощённой искрой он увеличивает безопасный радиус.

— А разве это не так? — осмелилась задать вопрос Ольга.

— Так утверждает одна из правдоподобных теорий. Другая говорит, что далеко не каждая искра так делает, и нужно набрать определённое их количество. Смотрите на меня, — не прекращая говорить, Филинов посветил мне в глаза фонариком. — Реакция замедленная, но в целом нормальная. Нервы в порядке…

— Вы недоговорили про искры, — напомнил я.

— Ах да, искры. Некоторые считают, что Обелиск защищает нас в обмен на божественные искры. И пока баланс положительный, у человечества всегда будет шанс на выживание, — продолжил магистр, осматривая мои руки, а затем перейдя к повязке на груди. — Всё это теории, не лучше и не хуже других. А правды не знает никто. Обелиск остаётся божественной загадкой. А наверняка мы знаем совсем немного. Главное — он нас защищает и щедро платит за искры. Что вы чувствуете? Озноб? Жар?