Прислонившись к стене и подняв колено так, чтобы на него можно было положить руки, она ответила:

— Думаешь я могу простить тебя? Я даже поражена, как у тебя хватило ума явиться сюда после совершенного? Решил красиво покончить самоубийством?

— Ну зачем ты так? Я же извиниться пришёл, а ты с таким морозом меня встретила. И льдом…

— Извиниться он пришёл… спустя двадцать пять лет? Мог бы хоть сейчас не лгать мне прямо в лицо, лицемерный ублюдок!

— Мадмуазель, следите за языком. Где такое видано, чтобы Императрица так выражалась?

— Уж на тебя я не поскуплюсь выражениями. Совершенный тобою подвиг заслуживает оваций.

— Может сменишь тон? Ты как будто намеренно пытаешься увеличить мою вину. Тогда я напомню, что именно я помог тебе сесть на престол!

Услышав это, она буквально впилась в него взглядом и сказала:

— Тогда я напомню тебе, как ты сначала воспользовался мною, забрал мою невинность, а затем пропал восвояси.

— Я оставил записку!

— Записку? Арчибальд, не зли меня ещё больше, если не желаешь получить глыбой в лицо. Что это была за записка? Стих в один куплет, без рифмы, смысл в которого в том, что нам не суждено быть вместе?

— Вообще-то я целый час писал этот стих! — Гордо поднял он указательный палец вверх.

— Думаешь мне не плевать, сколько ты там писал. Чёртов лицемер. Воспользовался и бросил, словно бы я какая-то игрушка! И после этого заявился с «якобы» извинениями. Скажи, такой как ты заслуживает прощения?

— Да.

В ответ на такое заявление, она создала копьё и метнула его в нескольких сантиметрах от головы эльфа.

— Намёк понятен?

— И всё-таки у тебя кишка тонка меня убить. Если бы хотела, давно убила. Неужели у тебя остались ко мне какие-то эмоции?

Помолчав немного, она ответила:

— Не те, о которых ты говоришь. Считай это благодарностью за оказанную помощь.

— Ну я не умер. Уже хорошо. Кстати, отличный барьер. Даже комната выдержала.

— Не переводи тему.

— Да ладно тебе, — ответил он, после чего взял секундную паузу и рассмеялся от души.

— Чего смеешься?

— Весело же.

— Что тут весёлого?

— Не знаю.

— Идиот… хотя, наверное за это я и полюбила тебя…

— И что теперь? — Спросил он, поднявшись на ноги и стряхнув мусор.

— Даже не знаю.

— Может будем считать, что вопрос урегулирован?

— Хорошо. Вопрос закрыт, но даже не надейся, что ты прощён.

— Это почему?

— Мне тебе напомнить глыбой в лицо?

— Ладно, ладно, зачем сразу угрожать. Я вообще ещё молодой, чтобы умирать!

— Ты старше меня почти в два раза. Очнись, дедуля. У нас с тобой смерть маячит за горизонтом.

— Неправда. Мы, эльфы, между прочим, долгожители в сравнении с вами.

— Вот только даже по меркам долгожителей ты стар.

Слова Императрицы попали в самую точку. Несмотря на то, что среднестатистический эльф жил вдвое, а порой и втрое обычного человека, самому Арчибальду было уже больше века. Если делать сравнение с людской жизнью, то ему могли бы дать прозвище «Ходячая могила.»

Впрочем, сам Арчибальд себя старым не считал. Для него старчество равнялось посиделкам на кресле-качалке, медленное попивание глинтвейна и присмотр за внуками с чувством выполненного долга. Однако ни одной из четырёх вещей у него не было. Так о каком старчестве могла идти речь?

— Слушай, Сингрет, — сказал он после небольшой паузы, — а как у тебя дела с детьми?

— Откуда такой интерес?

— Да сама вот видишь, столько лет, а детей всё нет. Одна только ученица, хоть и талантливая, но это немного другое.

— Ученица говоришь… ясно. Значит любишь её?

— Как ты…

— Арчибальд, старый кобелина, совсем склероз в голову ударил. Или ты забыл, что я тебя знаю как свои пять пальцев?

— В такие моменты ты мне ещё больше напоминаешь старуху. Клянусь всеми божествами которых знаю, так только общаются пожилые люди.

— Считаешь меня молодой?

— А почему бы и нет? Женщина в этом возрасте только расцветает!

— Бросай своё кокетство. В отличие от остальных Императоров большой восьмёрки, меня меньше всех остальных волнует возраст. Как видишь, я даже не пытаюсь его скрыть за тонной грима и макияжа.

И правда, Императрицу меньше всего в жизни интересовали подобные вещи. Для неё поведение Императоров, пытавшихся скрыть свою старость и уродливость, выглядело не более чем показухой. В конце концов, сколько бы они не пытались изменить внешность, взгляд смерти с косой не поддавался обману.